Кисты
Петр I и Мария Кантемир. Мария кантемир

Петр I и Мария Кантемир. Мария кантемир

Любовница императора Петра Великого .

Биография

Мария попыталась избегать утомительных увеселений, и этим навлекла недовольство царя, по приказу которого началось расследование, которое вели Павел Ягужинский и доктор Блументрост . 1 ноября в дневнике Ильинского записано: «Павел Иванович Ягужинский с доктором Лаврентием Лаврентьевичем (Блументростом) да с Татищевым (царским денщиком) приезжали осматривать княгиню и княжну: в правды ли немогут (нездоровы), понеже в воскресенье в сенате не были» .

В родительском доме Мария принимала Петра I, Меншикова , Фёдора Апраксина , французского посла Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и другими дипломатами .

С Петром Первым

Зимой 1721 года начался роман царя с двадцатилетней Марией, который поощрял её отец, и, по некоторым догадкам, старый товарищ Петра I, интриган Пётр Толстой . В первые месяцы 1722 года, будучи в Москве, Мария отказала в своей руке князю Ивану Григорьевичу Долгорукову. В 1722 году Петр отбывал в персидскую кампанию : из Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань. Царя сопровождала и Екатерина , и Мария (вместе с отцом). Мария была вынуждена остаться в Астрахани с мачехой и младшим братом Антиохом, так как была беременна.

«В случае рождения сына у княгини, царица опасается развода с нею и брака с любовницею, по наущению Валахского князя».
(депеша французского посла Кампредона , 8 июня 1722 года) .

По другим указаниям, Мария всё же смогла родить сына. Император Священной Римской империи жалует её отца в 1723 году званием князя Священной Римской империи, что делало её статус выше . Но сын Марии умирает. Царь вернулся из похода в Москву в декабре 1722 года.

Вероятно, верна версия о том, что роды у Марии произошли, но они оказались неудачными, и новорожденный мальчик умер . Майков пишет:

Пока происходила эта экспедиция, в Астрахани, на государевом рыбном дворе, где было отведено помещение для Кантемирова семейства, совершилось издалека подготовленное темное дело. Княжна Мария преждевременно разрешилась недоношенным младенцем. Есть известие, что эти роды были искусственно ускорены мерами, которые принял Поликала, врач семьи Кантемиров, состоявший также при Царицыном дворе, - руководил же действиями Поликалы не кто иной, как приятель князя Димитрия П. А. Толстой. Ему не впервой было играть двойственную роль: сближая княжну с Петром, он в то же время хотел быть угодным Екатерине; несчастная княжна оказалась его жертвой, хрупкою игрушкой в его жестких руках. Теперь супруга Петра могла быть покойна; опасность, которой она боялась, была устранена .

Кантемиры уехали в орловское имение Дмитровку, где в 1723 году умирает и её отец. По его завещанию она получила драгоценности матери стоимостью в 10 тысяч рублей. Свои имения господарь завещал тому из сыновей, который по достижении возраста окажется наиболее достойным, это привело к многолетнему судебному спору четырёх сыновей со своей мачехой, которая требовала 1/4 (вдовью) часть состояния - судебные тяжбы будут тянуться много лет (до 1739 года) и результат будет зависеть от того, кто будет на престоле, человек, расположенный к Кантемирам, или же нет.
Весной 1724 года Екатерина была коронована императрицей, а Толстой был возведён в графское достоинство. Когда осенью 1724 года Екатерина увлеклась Виллемом Монсом , связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но ни к чему не привела, поскольку в январе 1725 года он скончался.

После Петра

После смерти царя Мария серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, назначив своим душеприказчиком Антиоха. «Пока сенат обсуждал вопрос о наследстве умершаго господаря, княжну Марию снова постигла тяжкая болезнь. Нравственною причиною ея были, очевидно, те треволнения, какия ей пришлось испытать в последние годы. Внимание Петра, возобновившееся после его разрыва с Екатериной из-за Монса, возродило честолюбивыя мечты в сердце княжны; но неожиданная кончина государя нанесла им внезапный решительный удар» .

После выздоровления проживала в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Екатерине I она находится в опале. При Петре II она переехала в Москву, где служили её братья; пользовалась расположением сестры нового царя, Натальи. В 1727 году Мария способствует свадьбе своего брата Константина с княжной М. Д. Голицыной . Благодаря милостям Анны Иоанновны , которая пригласила её ко двору фрейлиной (1730), Мария построила «в приходе Троицы на Грязех» два дома у Покровских ворот , пригласив Трезини . Когда двор решил вернуться в 1731 году в Петербург, Мария получила разрешение остаться в Москве. Эти милости были оказаны ей, так как её брат Антиох способствовал восшествию Анны на престол. В начале 1732 года Мария хлопотала в Санкт-Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Иоановну, Елизавету Петровну , Бирона , Остермана , А. И. Ушакова. Хлопоты были связаны с продолжающейся тяжбой с мачехой.

Замуж Мария не выходит, отвергает руку грузинского царевича Александра Бакаровича, сына выехавшего в Россию в 1724 году Карталинскаго царя Бакара . Она удаляется от двора и подолгу живёт в своем московском доме, впрочем, ведя светскую жизнь и общаясь с московской знатью. Присутствовала на коронации в Москве императрицы Елизаветы и сумела расположить к себе доктора Лестока и канцлера Воронцова . В 1730-х годах в её доме был литературный салон . В 1737 к ней сватается Федор Васильевич Наумов , но она отказывает, так как понимает из его слов, что он больше прельщен её предполагаемым состоянием.

Она поддерживает переписку (на итальянском и новогреческом языках) со своим братом Антиохом, проживавшем в Париже. Переписка сохранилась и содержит ценные исторические сведения, часть из которых изложена эзоповым языком с целью обмана перлюстрации.

В начале января 1744 года она писала ему, что намеревается продать свои земли брату Сергею, а себе оставит лишь небольшой клочок, чтобы построить тут монастырь и постричься в нём. Раздосадованный этим известием, больной брат отвечал сестре письмом на русском языке, в котором сперва делал распоряжения на случай своего прибытия из Италии в Москву, а затем говорил: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем; я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусной чин, или буде то противно моей воли учините, то я в век уже больше вас не увижу. Я желаю, чтоб по приезде моем в отечестве, вы прожили всю жизнь со мною и в доме моем были хозяйкою, чтоб сбирали и потчивали гостей, одним словом - чтоб были мне увеселением и спомощницей».

Антиох, страдавший хронической болезнью, скончался в марте 1744 года в 35-летнем возрасте. На свои средства Мария перевезла тело брата из Парижа в Москву и похоронила его рядом с отцом - в нижней церкви Никольского Греческого монастыря.

По местной легенде, Мария похоронена в построенной ею церкви .

Источники

Майков Л.
Сообщения современников об отношениях Петра к княжне Марии Кантемировой находятся в депешах де-Кампредона (Сборник Имп. Русск. Историч. Общества, т. XLIХ, стр. 114 и 352), и в записке цесарскаго дипломатическаго агента (Büsching’s Magazin für die neue Histone und Geographie, 13. XI); позднейшия - в Anecdotes Шерера (Londres. 1792), т. IV, и в Memoires du prince Pierre Dolgorouki. Généve. 1867. Ср. также Архив князя Куракина, т. I, стр. 93, и Сказания о роде князей Трубецких, стр. 183.

В литературе

Чиркова З. К. Мария Кантемир. Проклятие визиря.
Гордин Р. Р. Петру Великому покорствует Персида. - М .: АРМАДА, 1997.
Гранин Д. Вечера с Петром Великим

В кинематографе

«Пётр Первый. Завещание », (2011). В роли Марии Кантемир - Елизавета Боярская

Напишите отзыв о статье "Кантемир, Мария Дмитриевна"

Примечания

По некоторым указаниям у Кантемира было две дочери по имени Мария, и вторая умерла в 1720 году. По другим указаниям, эту девочку звали Смарагдой. Также упоминается дочь Кантемира, видимо, от второго брака: Екатерине-Смарагда Дмитриевна Кантемир (1720-1761), камер-фрейлина, статс-дама императрицы Елизаветы Петровны, жена Дмитрия Голицына
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 18-24.
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 47-48.
Майков Л. . // Русская старина, 1897. - Т. 89. - № 1. - С. 49-69.
Сухарева О. В. . - М ., 2005.
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 25.
Антиох Кантемир // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт ; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. - М . : Большая Российская энциклопедия , 1997. - 976 с. - 100 000 экз. - ISBN 5-85270-277-3 .



Супруги

Фаворитки

Метрессы и жены денщиков

Отрывок, характеризующий Кантемир, Мария Дмитриевна

– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.

Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.

Любовницы Петра I сыграли более чем значительную роль в жизни императора — одна из его фавориток, Марта Скавронская, стала впоследствии российской императрицей под именем Екатерины I. Мы постарались собрать сведения об достоверно известных отношениях императора, а также о предполагаемых любовницах.

Подтвержденные отношения

Статус: любовница
Начало отношений: 1692 год
Конец отношений : поймана на измене 5-летней давности 11 апреля 1703 года, в 1704 — посажена под домашний арест.
Доп. информация : Монс познакомилась с Петром I еще в 1690 году при содействии его друга Лефорта. Царь щедро одаривал любовницу подарками, он был настолько привязан к ней, что после возвращения из Великого Посольства в 1698 году сослал законную супругу, Евдокию Лопухину, в монастырь.

С 1703 года Пётр I стал открыто жить с Анной Монс в специально для неё построенном доме в Немецкой слободе. Впоследствии, уличенная в измене с саксонским посланником Кенигсеком, Анна с была посажена под домашний арест. Спустя 7 лет после окончания отношений с государём вышла замуж за прусского посла Кейзерлинга.

Марта Скавронская (императрица Екатерина I)

Статус: Любовница, с 1712 года официальная супруга Петра I
Начало отношений: осенью 1703 года царь встретил Скавронскую у своего друга Меньшикова
Конец отношений : в 1725 году Петр I умер
Доп. информация : простая служанка пастора захваченная русскими во время войны со Швецией, сначала попала в постель к фельдмаршалу Шереметьеву, затем её забрал себе князь Меньшиков и лишь после него «переходящий приз» достался Петру I. Еще находясь в законном браке, Скавронская уже родила Петру I несколько детей, она знала подход к государю и умела гасить его приступы гнева. В 1707 году сменила имя на Екатерину Алексеевну Михайлову.

Петр I офицально обвенчался с Екатериной I в 1712 году, а в 1723 объявил о передаче ей российского престола после его смерти. Осенью 1724 года Петр I заподозрил вторую жену в измене с её камергером Монсом, голову которого царь принёс лично на подносе.

Мария Гамильтон

Статус: Любовница
Начало отношений: в период 1713-1715 годов познакомилась с Петром I будучи фрейлиной его жены Екатерины I
Конец отношений : после разоблачения в 1717
Доп. информация : Гамильтон, по всей видимости, была «случайной» связью любвеобильного Петра I, быстро охладевшего к девушке. С 1716 года упоминается связь Гамильтон с денщиком Петра I Иваном Михайловичем Орловым, от которого она трижды беременела (две беременности были прерваны снадобьями, третьего, родившегося в 1717 году ребенка, она убила).

Была уличена в краже вещей императрицы Екатерины I, заключена в Петропавловскую крепость и под пытками призналась в совершенных преступлениях. Казнена 14 марта 1719 года по приговору Петра I.

Авдотья Ржевская

Статус: Любовница
Начало отношений: около 1708 года упоминается первая связь 15-летней Авдотьи с Петром I
Конец отношений
Доп. информация : Через год-полтора после первой встречи, Пётр I выдал Авдотью замуж с внушительным приданным за офицера Г. П. Чернышева, не разрывая с девушкой собственной связи. «Авдотья бой-баба», как называл её сам Петр I, родила в законном браке четырех дочерей и троих сыновей, отцовство некоторых из них приписывалось императору (ввиду легкомысленного нрава девушки — бездоказательно).

Также, существует версия, что любовник Марии Гамильтон изменял ей именно с Чернышевой-Ржевской. По словам некоторых современников «беспорядочное» поведение Авдотьи оказало пагубное влияние на здоровье Петра I.

Мария Кантемир

Статус: Любовница
Начало отношений: с 1721 года начинается роман императора с дочерью валашского государя Д. Кантемира
Конец отношений : в 1725 году в связи со смертью Петра I
Доп. информация : Согласно неподтвержденным данным, во время сборов Петра I на русско-персидскую войну Мария Кантемир была беременна от царя, что вызывало опасения у Екатерины I — в случае рождения сына Петр мог развестись с ней и заключить брак с любовницей.

По разным версиям у Марии либо случился выкидыш, либо рожденный ребенок умер вскоре после родов — после этого Петр охладел к ней. Её отношения с царём возобновились в 1724 году, когда Екатерина I начала изменять Петру с Вильямом Монсом, но вскоре император умер.

Мария попала в опалу до смерти взошедшей на престол Екатерины I, затем ненадолго вернулась ко двору. Поступающие предложения о замужестве отвергала.

Мария Матвеева-Румянцева

Статус: Любовница
Начало отношений: точно не известно, ориентировочно отношения начались в период 1715-1720 годов
Конец отношений : в 1725 году в связи со смертью Петра I
Доп. информация : По свидетельствам современников Петр I сильно ревновал Матвееву. Мария была выдана замуж за А. И. Румянцева при содействии царя, давшего с невесткой богатое приданное и наказ мужу «держать в ежовых рукавицах».

До 1725 года родила трех дочерей и сына, названного в честь императора — Петром Александровичем (будущий знаменитый полководец П. А. Румянцев-задунайский). Существуют версии, согласно которым отцом мальчика был сам Петр I.

До конца жизни принимала активное участие в придворной жизни и интригах. Пережила мужа на много лет, двоих дочерей и умерла на 89-м году жизни.

Неподтвержденные отношения

Арсеньева Варвара Михайловна — существует версия, согласно которой родная сестра жены Александра Меньшикова была не просто фавориткой императора, а вместе с сестрой пользовалась благосклонностью и Меньшикова и Петра I. В качестве доказательства связи обычно приводятся воспоминания Франца Вильбуа:

«Петр любил все необыкновенное. За обедом он сказал Варваре: „Не думаю, чтобы кто-нибудь пленился тобою, бедная Варя, ты слишком дурна; но я не дам тебе умереть, не испытавши любви“. И тут же при всех повалил её на диван и исполнил своё обещание».

После того как Меньшиков попал в опалу, Варвара была лишена всех наград и сослана в Горицкий монастырь.

Дочь молдавского князя Мария Кантемир - последняя фаворитка Их роман начался уже на закате жизни первого русского императора. Он был осложнен дворцовыми интригами и браком Петра с Мария забеременела от царя, однако родившийся младенец вскоре умер. Фаворитка пережила самодержца на 32 года.

Семья

Родилась Мария Кантемир в 1700 году в семье молдавского князя Дмитрия Константиновича Кантемира. Детство девочка провела в Стамбуле, где проживал ее высокопоставленный отец. В 1711 году господарь Дмитрий присягнул русскому царю. Петр I тогда начал Прутский поход, собираясь укрепиться на Черном море и ослабить турецкого султана, чьим вассалом прежде был Кантемир. Военная кампания провалилась. Петру I пришлось подписать невыгодный мирный договор, а его молдавскому перебежчику остаться в России (Петр называл того «разумным и в советах способным»).

По примеру отца Мария Кантемир, имея румынские корни, получила греческое образование. Она знала латинский и итальянский языки, астрономию, основы математики, риторику, философию и историю. Чтение на древнегреческом открыло для нее античную литературу. Девушка увлекалась рисованием и музыкой.

Переезд в Россию

В 1711 году Мария Кантемир вместе с семьей переехала в Харьков, а в 1713 году оказалась в Москве. Кроме того, ее отцу были пожалованы большие имения в Севском и Курском уездах. Местом же постоянного жительства семьи стало подмосковное село с примечательным названием Черная Грязь. Оно располагалось на дороге, которая вела в новую столицу Санкт-Петербург. Прежде это имение принадлежало князю Василию Голицыну - фавориту

Кантемир Мария Дмитриевна поселилась в деревянном доме, выстроенном в старинном русском стиле. Одноэтажный, с отлогими крышами, он сильно отличался от привычной ребенку архитектуры. Марии вообще пришлось открывать мир заново. Русской грамоте ее стал обучать известный писатель и переводчик Иван Ильинский. Любовь к чтению у Марии также появилась благодаря матери Кассандре, одаренной множеством хороших качеств. Именно она отвечала за воспитание детей в те периоды, когда чадами не мог заняться отец. У Марии была сестра Смарагда и четверо братьев: Матвей, Константин, Сергей и Антиох (все они приходились друг другу почти погодками).

Стамбульский учитель

Еще одним учителем, повлиявшим на судьбу последней женщины Петра Великого, оказался Анастасий Кондоиди. Этот человек был греческим священником и связал свою жизнь с семьей Кантемиров еще в тот период, когда та жила в Стамбуле. В турецкой столице у русского царя, как и полагалось, была тщательно законспирированная шпионская сеть. Анастасий Кондоиди занимал важное положение среди тех московских тайных агентов. Свои сведения он передавал через дипломата Петра Толстого. Со всесильным графом Кантемир Мария Дмитриевна будет поддерживать отношения, уже находясь в столице.

Что касается Кондоиди, то именно он познакомил свою воспитанницу с итальянской культурой (священник провел немало времени на Апеннинском полуострове). Шпионская деятельность Анастасия вызвала подозрения в Стамбуле, и ему пришлось бежать из Османской империи. Он воссоединился с Кантемирами после их переезда в Россию, а в старости под именем Афанасия принял монашество.

Жизнь в Москве

Еще совсем молодая мать Марии Кантемир Кассандра скончалась в 1713 году в возрасте 32 лет. Чужбина тяготила ее, а испытания, связанные с переездами и потрясениями, подорвали хрупкое здоровье. Дети остались на попечении одного лишь отца. Он отдавал им все свое время, пока не наступил переезд Кантемиров в Петербург. Его причиной послужило сближение Дмитрия Константиновича и Петра.

В 1717 году царь прибыл в Москву, где прожил 2,5 месяца. Это был один из самых сложных периодов в жизни самодержца. Накануне за границу бежал его сын Алексей. Теперь царевича пытался вернуть на родину граф Толстой, а Петр в дурном настроении пребывал в Москве. В начале 1718 года последовало официальное отречение Алексея от престола. Церемония лишения права на престол состоялась в Успенском соборе. Тогда же Петр и Дмитрий Кантемир стали общаться гораздо больше прежнего. Бывший молдавский господарь начал часто посещать царя. К сожалению, предмет их частых бесед того времени так и остался тайной.

Знакомство с царем

Впервые Мария Кантемир увидела Петра I в 1711 году во время Прутского похода, когда тот вместе со своей супругой Екатериной посетил молдавскую столицу Яссы. Личное же знакомство состоялось в 1717-м в отцовском подмосковном доме. Петр 1, разобравшись со своими семейными делами (вернувшийся царевич Алексей умер в темнице), избавился и от многих своих приближенных чиновников, которых он заподозрил в измене. Теперь царь нуждался в новых людях. Этим обстоятельством и объясняется его вызов Дмитрия Кантемира в Санкт-Петербург.

Судя по тому как молдавский князь медлил с переездом, ему вовсе не хотелось покидать Москву. Тем не менее отказать грозному царю он не мог. В только что основанную столицу он взял с собой и детей, в том числе и юную Марию. Петербург встретил гостей невиданными в Москве порядками высшего общества. 57-летний вельможа влюбился в придворную красавицу Анастасию Трубецкую, на которой вскоре женился. После этого неожиданного поворота княжна Мария Кантемир вынужденно попрощалась с прежней степенной замкнутой жизнью.

В столице

Петербургский высший свет жил согласно привычкам царя. Петр 1 терпеть не мог московскую патриархальность и сделал новую столицу обителью западных обычаев. Для Марии, родившейся в Молдавии, такие порядки были тем более непривычными. Она с большой неохотой отказалась от привычного ей восточного платья и облеклась в модные в Петербурге европейские одежды.

Дмитрий Кантемир с молодой женой и старшей дочерью был регулярным гостем на царских праздниках. Петр любил устраивать ассамблеи, катания и балы. Особенно обильными были праздники в зиму 1721-1722 гг., наступившую после победы России над Швецией в Северной войне. До того Петр на протяжении двух десятилетий постоянно находился в дороге или в действующей армии. Он жил по нечеловеческому графику и точно так же заставил работать всю свою страну. Теперь настали недели невиданных торжеств. Их апофеозом оказался продолжавшийся несколько дней потешный маскарад. Мария Кантемир и Петр Первый несколько раз встречались на этом нескончаемом празднике. Кроме того, они виделись из-за совместной работы царя и князя Дмитрия.

Фаворитка

Чем могли привязаться друг к другу Мария Кантемир и Петр Первый? В первую очередь молдавская княжна была очень образованной, особенно по меркам и обычных, и знатных русских женщин того времени. Известно, что Петр отличался широкой эрудированностью и любознательностью. Он увлекался науками и постоянно тянулся к чему-то новому. Кроме того, Мария отличалась от окружающих женщин тем, что в ней было много чужеземного и особенно греческого. О внешности же девушки практически ничего не известно. Ее исторические портреты рисовались посмертно и составлялись по отрывочным сведениям современников.

Сама девушка быстро подчинилась обаянию Петра. Тем временем отец Марии Кантемир собирался выдать девушку замуж. Ее руки просил князь Дмитрий Константинович дал свое согласие, но Мария, у которой уже был роман с императором, отказала жениху. Здесь следует отметить, что царь жил в браке. У него была супруга - будущая императрица Екатерина I. Она являлась не просто женой государя. Екатерина оставалась многолетним товарищем самодержца. Жена сопровождала его в военных походах и не чуралась государственных дел. Заменить ее было совсем непросто.

Беременность

В 1722 году Дмитрий Кантемир написал царице обстоятельное письмо, в котором объяснял, что понятия не имел о связи дочери с самодержцем. Однако биографы и историки согласны во мнении, что князь лгал. Посредником между ним и Екатериной был все тот же граф Петр Толстой, известный своим интриганством. Честолюбивый бывший господарь надеялся на то, что любовница императора Петра Великого со временем станет его супругой, а Кантемиры и Романовы объединятся в династическом браке.

Планы Дмитрия Константиновича приблизились к осуществлению, когда стало известно, что Мария беременна. Меж тем Петр устал от мирной жизни и принялся за организацию похода в Персию. Отправляясь на восток, он взял с собой и Дмитрия с его дочерью в качестве свиты. Кантемир нужен был царю для того, чтобы составить воззвания на турецком языке для жителей пограничных с Персией областей.

Неудачные роды

Экспедиция в Персию стартовала из Астрахани в июле 1722 года. Петр на несколько месяцев увяз в новой войне. Пока его не было, Мария, оставшаяся в Астрахани, родила. Она разрешилась мальчиком, однако ребенок оказался недоношенным и быстро умер. После кончины малыша планы Дмитрия Кантемира о женитьбе Петра на его дочери рассыпались. Более того, во время похода в Персию князь серьезно заболел. Его сразила сухотка (от этого же недуга умерла сестра Марии Смарагда).

Кантемиры долгое время не решались выехать из Астрахани. Наконец, установилась прочная зимняя дорога. Сперва семья планировала добраться до Москвы, однако по пути свернула в поместье Дмитровку в современной Орловской области. Там Дмитрию Константиновичу стало еще хуже. Отец Марии скончался 1 сентября 1723 года.

Смерть Петра

Княжна Мария Кантемир, биография которой представляет собой типичный пример отвергнутой фаворитки, получила отцовское наследство, однако фактически оказалась отлученной от двора. В этом положении она занялась семейными делами. У девушки осталось четыре младших брата и совсем крохотная сестра от второго отцовского брака.

Ситуация кардинально поменялась осенью 1724 года. Императрица Екатерина завязала роман с камер-юнкером Виллимом Монсом. Об этой связи стало известно царю. Петр I был страшен в гневе. Он казнил Монса, но не стал расправляться с женой, которую незадолго до того сам короновал и сделал своей наследницей на троне. Тем не менее их отношения были разрушены. Тогда Петр вновь сблизился с Марией Кантемир. Однако и на этот раз связи царя и фаворитки было не суждено продолжиться. В начале 1725 года самодержец заболел, а 8 февраля скончался.

Дальнейшая жизнь

Со смертью Петра Мария оказалась в опале. Впрочем, продолжалась она недолго. Когда в 1727 году скончалась Екатерина I, княжна вновь стала придворной фигурой. Сначала она жила в Санкт-Петербурге, но затем переехала в Москву поближе к братьям, служившим в Первопрестольной. Мария пользовалась благосклонностью Натальи - сестры императора Петра I, а следующая правительница Анна Иоанновна в 1830 году сделала ее фрейлиной.

Кантемир так и не вышла замуж. Ее семейные отношения ограничивались заботой о братьях, сестре и многочисленными тяжбами с мачехой-ровесницей. Предметом спора оказалось, конечно же, наследство. В 1730 г. Мария Дмитриевна содержала в собственном московском доме литературный салон. К ней сватался вице-губернатор Санкт-Петербурга Федор Наумов, однако получил отказ.

Последние годы

В 1741 году Мария присутствовала на коронации взошедшей на престол после очередного Один из братьев княгини, Антиох, переехал в Париж. Родственники поддерживали любопытную для историков переписку на новогреческом и итальянском языках.

В 1745 году фаворитка Петра I приобрела подмосковную усадьбу Улиткино, где зажила тихой размеренной жизнью. Там она построила новую церковь, а в завещании указала, что хочет, чтобы на месте храма появился монастырь. Мария скончалась 9 сентября 1757 года.

29 апреля 1700 - 09 сентября 1754
дочь молдавского господаря, князя Дмитрия Константиновича и Кассандры Кантакузен, бежавших в Россию, сестра известного русского поэта Антиоха Кантемира, любовница императора Петра Великого.

В детском возрасте привезена в Стамбул, где жил её отец. Ее учителем был греческий монах Анастасий Кандоиди, секретный информатор русского посла в Стамбуле П. А. Толстого. Марию учили древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, основам математики, астрономии, риторики, философии, она увлекалась античной и западноевропейской литературой и историей, рисованием, музыкой.

В конце 1710 года вернулась с семьей в Яссы. Дмитрий Кантемир оказался союзником Петра по неудачной турецкой кампании и лишился своих владений по прутскому договору. С 1711 года семья жила в Харькове, с 1713 в Москве и подмосковной резиденции «Чёрная грязь».

И.Н. Никитин. «Портрет княжны Смарагды(?) Марии(?) Кантемир» — предполагаемый портрет Марии или её сестры?

Начала обучаться русской и славянской грамоте у литератора Ивана Ильинского. В доме отца Мария познакомилась с царем Петром I. В 1720 году, ожидая обещанного вознаграждения за поддержку в войне, Кантемиры перебираются в Петербург и овдовевший Дмитрий женится на юной красавице Настасье Трубецкой и окунается в вихрь светской жизни. Мария попыталась избегать утомительных увеселений, и этим навлекла недовольство царя, по приказу которого началось расследование, которое вели Павел Ягужинский и доктор Блументрост. 1 ноября в дневнике Ильинскаго записано: «Павел Иванович Ягужинский с доктором Лаврентием Лаврентьевичем (Блументростом) да с Татищевым (царским денщиком) приезжали осматривать княгиню и княжну: в правды ли немогут (нездоровы), понеже в воскресенье в сенате не были».

Дмитрий Кантемир

В родительском доме Мария принимала Петра I, Меншикова, Фёдора Апраксина, французского посла Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и другими дипломатами.

С Петром

Зимой 1721 года начался роман царя с двадцатилетней Марией, который поощрял её отец, и, по некоторым догадкам, его старый товарищ интриган Петр Толстой. В первые месяцы 1722 года, будучи в Москве, Мария отказала в своей руке князю Ивану Григорьевичу Долгорукову. В 1722 году Петр отбывал в персидскую кампанию: из Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань. Царя сопровождала и Екатерина, и Мария (вместе с отцом). Мария была вынуждена остаться в Астрахани с мачехой и младшим братом Антиохом, так как была беременна.

Валишевский пишет: «если верить Шереру, друзья Екатерины ухитрились оградить её от этой опасности: по возвращении из кампании Петр застал любовницу в постели, в опасном положении после выкидыша».

«В случае рождения сына у княгини, царица опасается развода с нею и брака с любовницею, по наущению Валахского князя».

По другим указаниям, Мария всё же смогла родить сына. Император Священной Римской империи жалует её отца в 1723 г. званием князя Римской империи, что делало её статус выше. Но сын Марии умирает. Царь вернулся из похода в Москву в декабре 1722 года.
Вероятно, верна версия о том, что роды у Марии произошли, но они оказались неудачными, и новорожденный мальчик умер. Майков пишет:

"Пока происходила эта экспедиция, в Астрахани, на государевом рыбном дворе, где было отведено помещение для Кантемирова семейства, совершилось издалека подготовленное темное дело. Княжна Мария преждевременно разрешилась недоношенным младенцем. Есть известие, что эти роды были искусственно ускорены мерами, которые принял Поликала, врач семьи Кантемиров, состоявший также при Царицыном дворе, — руководил же действиями Поликалы не кто иной, как приятель князя Димитрия П. А. Толстой. Ему не впервой было играть двойственную роль: сближая княжну с Петром, он в то же время хотел быть угодным Екатерине; несчастная княжна оказалась его жертвой, хрупкою игрушкой в его жестких руках. Теперь супруга Петра могла быть покойна; опасность, которой она боялась, была устранена."

Кантемиры уехали в орловское имение Дмитровку, где в 1723 году умирает и её отец. По его завещанию она получила драгоценности матери стоимостью в 10 тысяч рублей. Свои имения господарь завещал тому из сыновей, который по достижении возраста окажется наиболее достойным, это привело к многолетнему судебному спору четырех сыновей со своей мачехой, которая требовала 1/4 (вдовью) часть состояния — судебные тяжбы будут тянуться много лет (до 1739 года) и результат будет зависеть от того, кто будет на престоле, человек, расположенный к Кантемирам, или же нет.
Весной 1724 года Екатерина была коронована императрицей, а Толстой был возведен в графское достоинство. Когда осенью 1724 года Екатерина увлеклась Виллемом Монсом, связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но ни к чему не привела, поскольку в январе 1725 года он скончался.

После Петра
После смерти царя Мария серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, назначив своим душеприказчиком Антиоха. « Пока сенат обсуждал вопрос о наследстве умершаго господаря, княжну Марию снова постигла тяжкая болезнь. Нравственною причиною ея были, очевидно, те треволнения, какия ей пришлось испытать в последние годы. Внимание Петра, возобновившееся после его разрыва с Екатериной из-за Монса, возродило честолюбивыя мечты в сердце княжны; но неожиданная кончина государя нанесла им внезапный решительный удар».
После выздоровления проживала в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Екатерине I она находится в опале. При Петре II она переехала в Москву, где служили ее братья; пользовалась расположением сестры нового царя, Натальи. В 1727 году Мария способствует свадьбе своего брата Константина с княжной М. Д. Голицыной.

Портрет императрицы Анны Иоанновны

Благодаря милостям Анны Иоанновны, которая пригласила её ко двору фрейлиной (1730), Мария построила «в приходе Троицы на Грязех» два дома у Покровских ворот, пригласив Трезини. Когда двор решил вернуться в 1731 году в Петербург, Мария получила разрешение остаться в Москве. Эти милости были оказаны ей, так как её брат Антиох способствовал восшествию Анны на престол. В начале 1732 года Мария хлопотала в Санкт-Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Ивановну, Елизавету Петровну, Бирона, Остермана, А. И. Ушакова. Хлопоты были связаны с продолжающейся тяжбой с мачехой.
Замуж Мария не выходит, отвергает руку грузинского царевича Александра Бакаровича, сына выехавшего в Россию в 1724 году Карталинскаго царя Бакара. Она удаляется от двора и подолгу живет в своем московском доме, впрочем, ведя светскую жизнь и общаясь с московской знатью. Присутствовала на коронации в Москве императрицы Елизаветы и сумела расположить к себе доктора Лестока и канцлера Воронцова. В 1730-х годах в её доме был литературный салон. В 1737 к ней сватается Федор Васильевич Наумов, но она отказывает, так как понимает из его слов, что он больше прельщен её предполагаемым состоянием.

Антиох Дмитриевич Кантемир

В начале января 1744 года она писала ему, что намеревается продать свои земли брату Сергею, а себе оставит лишь небольшой клочок, чтобы построить тут монастырь и постричься в нем. Раздосадованный этим известием, больной брат отвечал сестре письмом на русском языке, в котором сперва делал распоряжения на случай своего прибытия из Италии в Москву, а затем говорил: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем; я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусной чин, или буде то противно моей воли учините, то я в век уже больше вас не увижу. Я желаю, чтоб по приезде моем в отечестве, вы прожили всю жизнь со мною и в доме моем были хозяйкою, чтоб сбирали и потчивали гостей, одним словом — чтоб были мне увеселением и спомощницей».

Антиох, страдавший хронической болезнью, скончался в марте 1744 года в 35-летнем возрасте. На свои средства Мария перевезла тело брата из Парижа в Москву и похоронила его рядом с отцом — в нижней церкви Никольскаго Греческого монастыря.

Церковь Святой Магдалины в Улиткино (1748)

С 1745 года владела подмосковной усадьбой Улиткино (оно же Черная Грязь, оно же Марьино), где в 1747 году она построила церковь Марии Магдалины. Видимо, покупка была связана с тем, что соседнее поместье Гребнево принадлежало отцу её мачехи Настасьи Ивановны, князю И. Ю. Трубецкому. В августе 1757 года княжна Мария решила составить завещание.

Первым его пунктом было выставлено желание, чтобы в Марьине был построен женский монастырь; этим распоряжением княжна как бы желала исправить то, что не исполнила данного ею обета; точно определен был штат монастыря и назначены средства на его сооружение и содержание. Если же на основание монастыря не последовало бы разрешения, то часть определенной на него суммы назначалась на раздачу бедным, а остальныя деньги, равно как все движимое и недвижимое имущество предоставлялись братьям и другим родственникам. Похоронить свое тело княжна завещала в том же Марьине, и с тою же простотой, как погребено было тело князя Антиоха. Княжна уже хворала в то время, когда писала эти строки, а месяц спустя после того, 9-го сентября 1757 года, ея не стало, и немедленно затем началось нарушение ея предсмертных распоряжений: тело ея было предано земле не в ея любимом Марьине, а в том же Никольском Греческом монастыре, который служил уже усыпальницей для ея отца и матери, брата и сестры. Не состоялось также и основание женской обители в Марьине; наследники не настаивали на исполнении этого пункта завещания, потому что сопровождавшая его оговорка давала им возможность уклониться от того.

По местной легенде, Мария похоронена в построенной ею церкви.

Пленницы судьбы: Мария Кантемир (ВИДЕО)

Отечественная история.

М., БРЭ, т. 2.1996 г.

АНТЕМИР Мария Дмитриевна (29.4.1700, Яссы - 9.9.1757, Москва), княжна. Дочь молдавского господаря Д. К. Кантемира и Кассандры Кантакузин. В младенчестве привезена в Стамбул (Константинополь), где жил её отец. Её учителем был грек А. Кандоиди, секретный информатор русского посла в Стамбуле П. А. Толстого. Обучалась древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, основам математики, астрономии, риторики, философии, увлекалась античной и западноевропейской литературой и историей, рисованием, музыкой. В конце 1710 года вернулась с семьёй в Яссы, после Прутского похода 1711 жила на Украине, с 1713 в Москве и подмосковном имении Чёрная Грязь. Обучалась русской и славянской грамоте у литератора П. И. Ильинского. Познакомилась в доме отца с царём Петром I. После переезда в Петербург (1720) участвовала в ассамблеях и маскарадах. Попытавшись избежать утомительных увеселений, навлекла недовольство царя и связанное с этим расследование, которое вели П. И. Ягужинский и доктор Л. Л. Блументрост. Принимала в родительском доме Петра I, А. Д. Меншикова, Ф. М. Апраксина, французского посла Ж. Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусским, австрийским и другими дипломатами. Зимой 1721/22 сблизилась с Петром I, чему не препятствовал её отец, мечтавший породниться с императором и с его помощью освободить Молдавию от османского ига. Сопровождала Петра I в персидском походе 1722-1723, в Астрахани произошли неудачные роды Кантемир; смерть новорождённого мальчика разрушила планы Кантемиров, они уехали в Орловское имение Дмитровку, где господарь вскоре скончался. По завещанию отца Кантемир получила в наследство драгоценности матери стоимостью в 10 тысяч рублей. Связь Кантемир с Петром I возобновилась, когда Екатерина I увлеклась камергером В. Монсом. После смерти царя Кантемир серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, сделав своим душеприказчиком брата Антиоха. После выздоровления жила в Петербурге, но отошла от жизни двора. При Петре II переехала в Москву, где служили её братья. Пользовалась расположением сестры Петра I Натальи. В 1727 сосватала брата Константина и княжну М. Д. Голицыну. В связи с участием брата Антиоха в возведении на престол Анны Иоанновны (1730) назначена фрейлиной Императорского двора, жила в Москве в собственном доме на Покровке. В начале 1732 хлопотала в Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Иоанновну, Елизавету Петровну, Э. И. Бирона, А. И. Остермана, А. И. Ушакова. Отвергла супружеское предложение грузинского царевича А. Бакаровича. В Москве вела светскую жизнь, общаясь с семьями Черкасских, Трубецких, Салтыковых, Строгановых. Во время коронации в Москве Елизаветы Петровны присутствовала на торжествах и сумела расположить к себе доктора И. Лестока, М. И. Воронцова. Состояла в переписке с братом Антиохом, в которой помимо семейных дел, содержится ряд исторических сведений о воцарении Ивана IV Антоновича и правлении Анны Леопольдовны, аресте и ссылке смоленского губернатора А. А. Черкасского, отливке в Кремле Царь-колокола, пожаре Москвы в 1737. На свои средства перевезла тело умершего брата Антиоха из Парижа в Москву и похоронила его рядом с отцом (1744).

Часть первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

олнце, как и всегда в утренние часы, ударило в стёкла второго яруса окон, расположенных высоко над первым ярусом. Пощекотало сначала губы, яркие, пунцовые, затем взбежало выше, осветив прямой греческий, ещё не принявший взрослой формы нос, потом скользнуло к гладкому белому лбу, и только тогда нежно прошлось под переносицей, перебрав густые тёмные ресницы. И, наконец, остановилось своим резким лучом на веках, уже слегка вздрогнувших от его прикосновения.

Мгла под веками рассеялась, ресницы дрогнули, губы разжались в лёгкой улыбке. Мария чуть было не открыла глаза, яркие, зелёные, но солнце заставило зажмуриться, и она опять ушла во тьму сна. Но бледнели тени её красочного, только что бывшего плотным и резким видения, уходили и растворялись в небытии тени, навеянные сном. Она выпростала из-под плотного шёлкового одеяла худенькую смуглую ручку, откинула край покрывала. Сон оставил её, а солнце вновь звало к дневной суете, играм и забавам.

Мария скатилась к краю матраца, постеленного прямо на пол и едва прикрытого шёлковым покрывалом, распрямила худенькие ножки, расправляя край скомканного одеяла, и, наконец, раскрыла глаза навстречу ослепительной белизне солнечных лучей.

Как всегда по утрам, она сразу подбежала к высоким окнам, забранным наклонными дощечками, чтобы закрыть от нескромных взглядов внутренность помещения, и через полоски, расставленные между дощечками, взглянула вниз. Зрелище это никогда не уставало удивлять её.

Синяя мгла моря, бескрайняя, теряющаяся вдали гладь, где-то там бесконечно далеко соединяющаяся с небом, таким же синим и дымчатым, снова и снова казалась ей просто опрокинутым небом, и она чувствовала, что как будто поднимается над этим полом, застланным пушистыми коврами, и над этими дощечками, заслоняющими прямые солнечные лучи, как будто трепетали за спиной крохотные крылья, неумело и робко пытающиеся взмахнуть и понести её туда, в эту бескрайнюю синь.

Но взгляд упал на фелюги , разбросанные по синей бесконечности, на парусники, пришвартованные у грязных тёмных пристаней, на островерхие красные и волнистые крыши соседних домов и дворцов, на пятна зелёных садов, на тёмные закраины гор, ещё не освещённых, но уже сереющих далеко за городом.

И исчезли крылья, пропало ощущение лёгкости, и маленькие детские мысли вернулись к тому, что закончилось вчера вечером и должно было начаться сейчас, нынешним днём. Земная твердь приковала её крохотные ножки, руки держались за оконницу, а взгляд отвернулся от бескрайней сини, отвердел и прошёлся мимоходом по всему помещению харема - женской половины дома, где жила она, где на толстой подушке матраца, брошенного прямо на пол, всё ещё спала её сестра Смарагда, только двумя годами моложе её, а в открытую дверь виднелась плетёная ивовая корзина с совсем уж крохотным младшим братом, появившимся всего несколько месяцев назад.

Мария вздохнула взрослым тяжёлым вздохом. Она была старшей в семье, самой первой среди детей, и ей доставались одни лишь хлопоты и заботы...

Она и не услышала, как подошла к ней мать, красивая рослая и статная гречанка Кассандра, положила руку ей на плечо и грустно сказала:

Сегодня ты станешь владеть одним из ключей этого дома...

Мария вопросительно подняла глаза на мать.

На ладони матери лежал совсем маленький ключ, такой изящный, что Мария даже не увидела чёрного шнурка, продетого в его ушке. Кассандра легко накинула шнурок на шею девочки, и ключик ощутимой тяжестью повис на её шее.

Мария потрогала ключик тёплыми со сна пальчиками. Он был красив, изысканно переплетён серебряными нитями, но рядом с крохотным золотым крестиком на груди казался топорным и грубым.

Меропа, - позвала Кассандра, и в дверь неслышно скользнула рабыня, невольница, тоже гречанка, уже тяжело раздавшаяся в плечах и животе.