Ростопчиной после замужества. Жизнь и творчество Е
В одной из своих прошлых краеведческих миниатюр из истории Могутово мы упоминали графиню Евдокию Петровну Ростопчину (1811 г. — 1858 г.), урождённую Сушкову, поэтессу и писательницу, которая, начиная с середины XIX века, владела этим селом, а вместе с ним и деревней Мачихино. Но мы не останавливались более подробно на её жизни и творчестве, затронув из этого ранее лишь малую толику. Красивая молодая девушка, о чём говорит и созданная в 1842 г. — 1843 г. акварель П. Ф. Соколова, она блистала в высшем свете и рано обратила на себя внимание способностью легко владеть стихотворной строкой. Когда появились первые её стихотворения, они благосклонно были встречены не только литературной критикой, но и такими знаменитостями, как Жуковским, Пушкиным, Лермонтовым, которые с ней были дружны. Произведения Евдокии Петровны сначала появились в альманахах «Утренняя аря», в «Современнике» Плетнёва и в «Отечественных аписках». А за стихотворениями скоро последовали одна за другой поэмы: «Монахиня», «Нелюдимка», «Семейная тайна», «Счастливая женщина», «У пристани». Вместе с тем, казалось бы, при всей благополучной жизни и признания иё творчества в высшем аристократическом свете и среди интеллигенции, в личной жизни Евдокии Петровны складывалось не всё гладко. Она родилась 23 декабря 1811 г. (по старому стилю) в Москве от брака Петра Васильевича Сушкова с Дарьей Ивановной Пашковой, дочерью отставного полковника. Евдокия Петровна была их первым ребёнком. В январе 1816 г., а затем в марте 1817 г. у них родились ещё два сына Се- ргей и Дмитрий. Дмитрий Петрович Сушков оставил свои воспоминания о старшей сестре и своих родителях, опкоторые были убликованныы 1881 г. в Историческом вестнике (Т - 6. —№ 6. — с.300-305). Через два месяца после рождения Дмитрия Петровича их мать Дарья Ивановна в возрасте 27 лет скончалась от чахотки. А вскоре Пётр Васильевич по просьбе тестя уедет на принадлежавшие тому Белорецкие железные заводы Оренбургской губернии. Дети же остались на воспитании в доме своего деда Ивана Александровича Пашкова и его супруги. Но они жили светской жизнью и мало уделяли внимание явоим внукам. В 1826 г. П. В. Сушкова назначили начальником Оренбургского таможенного округа, и он уезжает туда, забрав с собой сыновей. Евдокия Петровна продолжала жить у деда вплоть до своего замужества в 1833 г. В своих воспоминаниях Дмитрий Петрович о воспитании своей сестры напишет: «воВпитание Евдокии Петровны шло своим чередом: одна гувернантка сменялась другою и несколько учителей приходили давать ей уроки; но, говоря правду, воспитание это, хотя и стоило не мло денег отцу нашему, было довольно безалаберное, так как, в сущности, никто не наблюдал за его правильностию. По счастию, ребенок был одарен от природы живым, острым умом, хорошею памятью и пылким воображением, с помощью которых Евдокия Петровна легко научилась всему тому, что составляло тогда, да и теперь, ольшею частию, составляет еще, альфу и омегу домашнего воспитания наших великосветских барышень». Ещё в детстве Евдокия Петровна хорошо освоила языки: французский, немецкий, английский, а позднее и итальянский. В 22 года, чтобы избавиться от домашнего гнёта, как напишут её биографы, она вопреки своему желанию решилась принять предложение молодого и богатого графа Андрея Фёдоровича Ростопчина (1813 г. — 1892 г.), сына бывшего московского главнокомандующего. Биографы Сушковой писали, что этот брак был, скорее всего, настоянием её родственников, чем по любви. Казалось бы, молодые зажили весело и открыто в своём доме на Лубянке, принимая всю Москву. Но, по собственному признанию Е. П. Ростопчиной, она была не совсем счастлива с грубым и циничным мужем, который был к, роме того и, моложе её на два года. Видимо, поэтому она стала искать развлечения в свете и окружила себя поклонниками. В замужестве Евдокия Петровна родила троих детей,: черей: льгу, Лидию и сына Виктора. Правда, некоторые источники, ссылаясь на Н. Шатилова «Из недавнего прошлого», пишут, что у неё была внебрачная связь с А. Н. Карамзиным, от которого имела двух дочерей, носивших фамилию Андреевские и воспитываемых в Швейцарии. Андрей Николаевич Карамзин был старшим сыном известного историка. Рассеянная светская жизнь, прерываемая частыми и продолжительными путешествиями по России и за границу, не мешала Ростопчиной с увлечением предаваться литературным занятиям. Вскоре после замужества она начинает помещать свои стихи во многих журналах. В 1841 г. вышел её первый сборник со стихами. А в 1845 г. Растопчина поехала за границу и в Италии написала известную балладу «Насильный брак», в которой отобразила отношение России к Польше. Сначала эта баллада не была понята аристократическими кругами Санкт-Петербурга, но вскоре её аллегорический смысл выяснили, что вызвало возмущение к её автору со стороны царя Николая I. Из этой баллады можно было понять, что Польша была изображена в виде угнетённой жены грозного барона, представлявшего Россию. По возвращению иостопчиной из-за границы Николай I запретил ей появляться в Санкт-Петербурге, и она до конца жизни жила в Москве в, доме свекрови-католички, постоянно помыкавшей невестку за светские увлечения и православное воспитание детей. Летом Евдокия Петровна выезжает в подмосковное Вороново, родовое имение Ростопчиных, лежащее в 15 км от Мачихино и Могутово. Последнее литературное творчество Е. П. Ростопчиной не было воспринято читателями. Забытая публикой п, осле двух лет болезни Ростопчина умерла 3 декабря 1858 г. и была похоронена в Москве на Пятницком кладбище. По этому поводу П. Д. Дурново написал в своём дневнике: «Графиня Ростопчина, молодая, умерла в Москве от рака желудка: она прославилась своими поэтическими произведениями и своей легкомысленной жизнью».
Валерий Ипатов
Среди книг, которые уже давно приобрели безоговорочный статус бесценных любовных фолиантов, роман графини Евдокии Ростопчиной «Счастливая женщина», написанный в 1853 году, по праву признан шедевром любовной прозы. Эта история любви накалом безумных страстей и изяществом стиля оставляет читателей в состоянии легкого транса и считается лучшей книгой в копилке мировой романтической литературы. Каждый пишет собственную историю любви – так было в XIX веке, так происходит и сейчас…
Из серии: Изящный век
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Счастливая женщина (Е. П. Ростопчина, 1853) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Евдокия Петровна Ростопчина
Евдокия Петровна Ростопчина – русская писательница, графиня, одна из самых известных русских поэтесс второй четверти ХIХ века. Современники считали ее умницей и красавицей, отмечали живость характера и доброту, общительность. Ей посвящали свои стихи Лермонтов и Тютчев, Мей и Огарев. В конце тридцатых годов девятнадцатого века ее имя ставили даже рядом с именем Пушкина.
Она родилась 23 декабря 1811 года в Москве, на Чистых Прудах, в приходе Успения Богородицы, что на Покровке, в доме деда с материнской стороны Ивана Александровича Пашкова.
Ее отец Петр Васильевич Сушков (впоследствии действительный статский советник), находился в то время на службе в Москве и был чиновником VIII класса и коммисариатским коммисионером. Он женился на Дарье Ивановне Пашковой, дочери отставного подполковника, и Евдокия Петровна была их первым ребенком.
В 1812 году, по случаю приближения французов к Москве, семейство Пашковых и с ними Дарья Ивановна Сушкова с новорожденной дочерью отправились в Симбирскую губернию, в принадлежащую деду И.А. Пашкову деревню Талызино, где прожили до отступления Наполеона из Москвы, после чего возвратились в Белокаменную, куда еще ранее прибыл, по должности своей, Петр Васильевич Сушков, на которого, как значится в его формулярном списке, возложено было в 1812 и 1813 годах «заготовление вещей для резервной армии», что он и исполнил в разоренной Москве, «не возвышая цен ни на какие вещи, несмотря на сожженные в Москве фабрики и заводы».
В январе 1816 года Дарья Ивановна родила сына Сергея, в марте 1817 года – Дмитрия и, ровно через два месяца, 13 мая того же года скончалась от чахотки, имея всего лишь 27 лет от роду. Вскоре П.В. Сушков, по просьбе своего тестя, отправился на принадлежащие тому Белорецкие железные заводы в Оренбургской губернии, где пробыл довольно долго, а оттуда переехал на жительство в Петербург, куда он был переведен на службу. Трое сирот остались в Москве, в доме деда, где жили на собственный счет, пользуясь только даровой квартирой и столом. В этом доме Евдокия Петровна пробыла вплоть до своего замужества, а ее братья только до 1826 года, когда их отец, будучи назначен начальником Оренбургского таможенного округа, увез мальчиков с собою в Оренбург.
Дмитрий Петрович Сушков, брат Ростопчиной, так писал о своей сестре в биографической справке князю П.А. Вяземскому: «…Между тем воспитание Евдокии Петровны шло своим чередом: одна гувернантка сменялась другою и несколько учителей приходили давать ей уроки; но, говоря правду, воспитание это, хотя и стоило немало денег отцу нашему, было довольно безалаберное, так как, в сущности, никто не наблюдал за его правильностию. По счастию, ребенок был одарен от природы живым, острым умом, хорошею памятью и пылким воображением, с помощью которых Евдокия Петровна легко научилась всему тому, что составляло тогда, да и теперь составляет еще, альфу и омегу домашнего воспитания наших великосветских барышень.
Из учителей ее по разным предметам стоит упомянуть о Гаврилове и Раиче, развивших в ней врожденную любовь к поэзии вообще и к отечественной в особенности. Не будь их, русская словесность считала бы, может быть, в среде своей одним дарованием меньше, так как в доме Пашковых никто литературою не занимался и даже подобное занятие со стороны молодой девушки сочтено было бы за неприличный поступок.
Здесь будет уместно перечислить главнейших гувернанток и учителей Евдокии Петровны, насколько я их помню.
Одною из первых ее гувернанток была г-жа Морино, французская эмигрантка из хорошей фамилии, бывшая до революции в интимных отношениях с графом Прованским, впоследствии королем Людовиком XVIII. Само собою разумеется, что, за исключением природного своего языка и современной ей французской литературы, сведения ее по всем другим предметам были чрезвычайно ограничены, так что, в сущности, она ничему другому обучать не могла.
Непосредственно за нею следовала Н.Г. Боголюбова, бывшая смолянка. Это была девица умная, добрая, благовоспитанная и действительно много знающая, от которой воспитанница ее позаимствовала много хорошего и могла бы позаимствовать еще более, но, к сожалению, она почему-то вскоре перешла на другое место.
Преемницей ее была г-жа Пудре, толстая, глупая, грубая и ровно ничего не знающая швейцарка, которой, по-настоящему, следовало бы занимать не должность гувернантки, а разве поломойки. Эта подлая женщина обращалась со своей воспитанницей чрезвычайно грубо и даже тиранила ее. Притом же она была и нравственности весьма двусмысленной и, в присутствии Евдокии Петровны и нас, братьев ее, мальчиков семи-восьми лет, обращалась весьма вольно, чтобы не сказать более, с гувернером нашим, г-ном Фроссаром, своим соотечественником, таким же грубым и таким же невеждою, как она сама, а также и с нашим общим учителем рисования, французом Газом. Впоследствии Пудре содержала в Москве девичий пансион.
За Пудре последовала – и это была последняя гувернантка Евдокии Петровны – г-жа Дювернуа, офранцуженная полячка, женщина добрая, но не имевшая никаких познаний, вследствие чего она и не обучала ничему и была в сущности не гувернанткою, а чем-то в роде компанионки для прогулки и выездов запросто к родным и более близким знакомым».
К счастью, Евдокию Петровну не испортило это бездушное воспитание: в ребенке жила чуткая и нежная душа. Хорошая память, любознательность и влечение к литературе, поддерживавшееся в окружавшей ее среде, которая увлекалась литературными интересами, в связи с поэтическим настроением девушки и врожденной каждой талантливой натуре страстью к творчеству сделали ее писательницей уже в раннем возрасте.
Ростопчина рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе французским, немецким, английским и итальянским. Скрываясь от родных, с двенадцати лет она стала писать стихи. А читать их давала своим знакомым: студенту Московского университета поэту и революционеру Николаю Огареву и ученику Благородного пансиона Михаилу Лермонтову.
Увлечение поэзией не удалось долго сохранять в тайне: первая публикация ее стихов – в альманахе «Северные цветы на 1831 год» за подписью «Д…а» – произошла, когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет.
Евдокия Петровна была очень хороша собою; когда она стала выезжать в свет, ее свежая девическая красота и окружавший ее юную головку ореол зарождавшейся поэтической славы доставили ей ряд головокружительных триумфов. Ее сразу заметили – и несколько лет веселой светской жизни пронеслись пред ней быстрым, волшебным видением.
Евдокия Петровна в 22 года, чтобы избавиться от домашнего гнета, вышла замуж за молодого и богатого графа Андрея Федоровича Ростопчина, сына московского градоначальника. Свадьба состоялась в мае 1833 года, и молодые зажили весело и открыто в своем доме на Лубянке, принимая всю Москву.
Муж писательницы оказался человеком очень недалеким, его интересы ограничивались кутежами, картами и лошадьми, и Евдокия, чувствуя себя очень несчастливой в семье, полностью отдалась светской жизни, стала искать развлечений в свете, посещая и устраивая балы. Ростопчина была предметом многих сплетен и злословия. Ее постоянно окружала толпа пылких поклонников, к которым она относилась далеко не жестоко. По словам современников, Ростопчина «была небольшого роста, изящно сложена, имела неправильные, но выразительные и красивые черты лица. Большие, темные и крайне близорукие её глаза “горели огнём”. Речь Евдокии Петровны, страстная и увлекательная, лилась быстро и плавно». Будучи человеком необычайной доброты, она много помогала бедным.
Осенью 1836 года Ростопчина с мужем приехала в Петербург и поселилась в доме на Дворцовой набережной. Ростопчины были приняты в высшем столичном обществе и литературных салонах города – у Одоевского, Жуковского, в семье Карамзиных. Начитанная, остроумная, интересная собеседница, Евдокия сразу же завела литературный салон и у себя в доме, где стал собираться весь цвет петербургских литераторов. Частыми гостями ее были Гоголь, Пушкин, Жуковский, Соллогуб, Вяземский, Плетнев, Григорович, Дружинин, Мятлев и многие-многие другие. Одоевский и Лермонтов вели с ней активную личную переписку, тот же Владимир Федорович Одоевский посвятил ей свою «Космораму». Еще до замужества Ростопчина познакомилась с Пушкиным. С ним она встретилась в 1829 или 1830 году на бале у московского генерал-губернатора князя Д.В. Голицына и произвела на него прекрасное впечатление. Он очень благосклонно отзывался о ее творчестве.
В салоне Евдокии Ростопчиной читались новые произведения, обсуждались литературные события, устраивались музыкальные вечера с участием Виардо, Глинки, Листа, Тамбурини, Рубини. Рассеянная светская жизнь, прерываемая частыми и продолжительными путешествиями по России и за границу, не мешала графине с увлечением предаваться литературным занятиям.
К этому времени относится и начало романа Ростопчиной с Андреем Николаевичем Карамзиным, одним из сыновей историка Н.М. Карамзина, гусарским полковником. А.Н. Карамзин был женат на баронессе Еве Авроре Шарлотте Шернваль – светской львице из шведского рода, фрейлине и статс-даме русского императорского двора, крупной благотворительнице. В 1853 году Андрей Карамзин отправился добровольцем на балканский театр военных действий Крымской войны и вскоре погиб в бою во время крайне непрофессионально проведённой кавалерийской атаки, которую сам же организовал и возглавил. В 1854 году, узнав о его гибели, Евдокия Петровна писала: «…цель, для которой писалось, мечталось, думалось и жилось, – эта цель больше не существует; некому теперь разгадывать мои стихи и мою прозу…» Но все это будет позже, а пока она не только одна из самых модных дам Петербурга, но и признанная всеми поэтесса.
Однако Ростопчина чувствует, что жизнь ее, при внешнем блеске, «лишена первого счастия – домашней теплоты», а сердце «вовсе не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь», – и оттого любит повторять стих пушкинской Татьяны: «…отдать бы рада всю эту ветошь маскарада…» Стремление разглядеть за холодными, светскими полумасками истинную сущность человека объединяет Растопчину с Лермонтовым, который в 1841 году записал в ее альбоме: «Я верю: под одной звездою // Мы с вами были рождены, // Мы шли дорогою одною, // Нас обманули те же сны».
В декабре 1849 года Ростопчины переезжают на постоянное жительство в Москву. Зажили они роскошно, богато, хоть и не особенно открыто. Граф по-прежнему увлекался цыганами, тройками, балетом, посещал Английский клуб, графиня жила отдельно от него и на своей половине проводила время по-своему, принимала гостей, изредка выезжала. Писала она теперь уже не мелкие лирические пьесы, а вещи более крупные, а также произведения в прозе, такие как ее самый известный роман о пронзительной, обжигающей смертельной любви «Счастливая женщина». Писала она и небольшие пьесы для театра; последние были легкими, милыми пустячками, приготовленными обыкновенно для чьего-нибудь бенефиса.
От брака с Андреем Фёдоровичем Ростопчиным у Евдокии Петровны было две дочери и сын. Первая дочь Ольга была замужем за дипломатом и итальянским посланником в Румынии графом Иосифом Торниелли-Брузатти-ди-Вергано. Вторая дочь Лидия – писательница, жила на скромную пенсию, получаемую от императора, последние годы провела в Париже. Сын Виктор – полковник, был женат на Марии Григорьевне фон Рейтлингер, имел двух сыновей – Бориса и Виктора.
Утверждают, что от внебрачной связи с Андреем Карамзиным Евдокия Ростопчина имела еще двух дочерей. Они носили фамилию Андреевские и воспитывались в Швейцарии. Кроме того, у Ростопчиной был внебрачный сын Ипполит от Петра Павловича Альбединского, генерал-адъютанта, не обладавшего ни высшим военным образованием, ни особыми военными достоинствами. Альбединский своей военной карьерой был обязан главным образом красивой внешности и большим связям при дворе.
Последние два года жизни графиня Евдокия Ростопчина часто и сильно болела. В последний раз она взялась за перо в конце августа 1858 года, чтобы написать для Александра Дюма, бывшего тогда в России, свои краткие воспоминания о Лермонтове. Письмо ее Дюма получил на Кавказе, в декабре, когда Ростопчиной уже не было в живых: третьего декабря (пятнадцатого по старому стилю) 1858 года она скончалась в Москве, где и погребена на Пятницком кладбище в усыпальнице Ростопчиных.
Екатерина Петровна Ростопчина, ур. Протасова (1775-1858), графиня, супруга главнокомандующего в Москве графа Ростопчина, перешедшая в 1806 г. под влиянием иезуитов в католичество. По воспоминаниям М. М. Евреинова (письма к нему см. на с. 90-93), однажды, в 1825 г., он услышал ее рассуждения о книге митрополита Филарета «Разговор между Испытующим и Уверенным». По утверждению графини, в Париже на эту книгу составлено опровержение в несколько книг и что она «желала бы знать, что скажет теперь ваш Филарет». Зная, что Евреинов часто посещает владыку, граф А. П. Протасов, хозяин салона и родственник графини, предложил передать этот разговор митрополиту. Не имея много времени на опровержение всех книг, митрополит Филарет на другой день получил вопрос и через час дал на него ответ.
St. Cyrille d’Alexandrie (Eveque) exhorte les fideles a s’adresser au Pontife Romain pour savoir ce qu’ il faut croire, ou observer; parceque seul il a le droit de reprendre, de corriger, de statuer avec la meme puissanse que Jesus Christ dont il tient la place (li Thesaur. V) .
L’ Eglise, Ecrit St. Ambroise de Milan, est la ou est Pierre. La barque de St. Pierre est cette arche, hors de laquelle tout perit: la communion de Rome est celle, qui suffit pour etre uni a` tous les Eveques Catholiques, son autorite est celle, a` laquelle il faut s’en tenir dans les difficultes qui surviennent (Jn psalm. 40. serm. I.I ep. 74. ad Theoph.) .
Из сих текстов должно заключить, что Церкви Антиохийская и Римская не равны.
Сверх того, из сих же текстов, равно как из многих других, происходит и сими текстами, равно как и многими другими, ясно доказывается следующее 8-е положение: point de salut hors de la sainte Eglise Catholigue Apostolique Romanie . Point de salut hors de la sainte Eglise Catholigue Apostolique Romanie.
St. Cyprien ne regarde pas l’ vque de Rome seulement comme chef de l’ glise, mais comme un chef, dont l’ abandon est la sourse de tous les schismes et de toutes les hrsies (De unitat.). Rome, dit il encore, est la chaire de St. Pierre, la source de l’ unit sacerdotale. Elle ast non seulement la plus honorable, elle est encore celle qu’ on ne peut abandonner sans abandonner la St. Eglise (ep. 42, 45, 54) .
Сказано ли епископу Антиохийскому: ты глава Церкви? Сказано ли: отделение (l’ abandon), отпадение от твоего престола есть отпадение от Св[ятой] Церкви? Не сказано: а потому Церковь Антиохийская не равна Церкви Римской и отделение от сей последней ведет к ереси и, следовательно, к пагубе вечной. Так должно заключить. Или решиться не верить св[ятому] Киприану, св[ятому] Иерониму, св[ятому] Кириллу Александрийскому, св[ятому] Феодору Студиту, св[ятому] Амвросию Медиоланскому, св[ятому] Иринею и многим другим святым.
Впрочем, не должно никогда забывать слов Спасителя: кто не слушает (не повинуется) Церкви, тот хуже мытаря и язычника, то есть хуже идолопоклонника. Но как же повиноваться Церкви, когда не видим наместника Иисуса Христа, преемника св[ятого] Петра? И лютеране, и кальвинисты, и гернгутеры , и анабаптисты, и квакеры имеют свою Церковь.
2-й ответ
В продолжение доставляемых мне выписок в пользу Римской Церкви , которые от славянских книг обратились уже к иноязычным, под грозным положением, что вне Римской Церкви нет спасения, читаю следующее доказательство: «Св[ятой] Киприан взирает на епископа Римского не токмо как на главу Церкви, но как на такого главу, которого оставление есть источник всех расколов и всех ересей» (De unitat.).
Книга De unitate Ecclesiae, «О единстве Церкви», довольно хорошо избрана для посредничества в споре. Ибо нынешнему последователю римского исповедания невозможно при рассуждении о единстве Церкви умолчать о папе и о Римской Церкви . Сии предметы неразлучны в его понятии о Церкви и составляют один. Кто, говоря о единстве Церкви, составит сие понятие без понятия о папе и Римской Церкви , тому ее нынешние защитники тотчас объявят, что ему нет спасения .
Итак, станем читать книгу св[ятого] Киприана De unitate Ecclesiae, «О единстве Церкви». Я прочитал ее с начала до конца. Что же оказалось? Ни имени римского епископа, ни имени Римской Церкви, ни названия главы Церкви в отношении к какому бы то ни было епископу во всей книге нет.
Возможно ли? Скажут люди, которые дали такую веру сочинителю выписок, что у них не осталось уже никакой доверенности для того, кто отважится говорить противное оному. Ответствую: возможно видеть в воображении предмет, которого не представляют чувства; возможно принять на свой счет слова, которые совсем не с сею мыслью сказаны; возможно приложить слова писателя к желаемому нами предмету, о котором он совсем не думал. Св[ятой] Киприан говорит о Церкви единой , а сочинителю выписок думается, что сие надобно разуметь о Церкви Римской , и так далее. Думаю, опять скажут: возможно ли? Ответ прост: прочтите книгу De unitate Ecclesiae.
Поелику же книга сия избрана посредницею в споре, то скажу и я, что нашел в ней и что верно найдет в ней всякий умеющий читать.
Hoc erant utique et ceteri Apostoli, quod fuit Petrus, pari consorio praediti et honoris et potestatis. То есть: то же без сомнения были и прочие апостолы, что был Петр, одаренные равным участием и в чести и во власти. (De unitat. О единстве Церкви. Париж. 1643. С. 254).
Unum corpus et unus spiritus, una spes vocationis vesrtae, unus Dominus, una fides, unum baptismum, unus Deus. Quam unitatem firmiter tenere et vindicare debemus, maxime Episcopi, qui in ecclesia praesidemus, ut episcopatum quoque unum atque indivisum probemus. То есть: едино тело и един дух, едино упование звания вашего, един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог. Сие единство твердо содержать и защищать мы должны, наипаче епископы, которые председательствуем в Церкви, дабы таким образом показать, что самое епископство есть одно и нераздельно. Там же, на той же странице.
Кажется, не нужно распространяться, чтобы показать, в пользу ли Римской Церкви нынешней сии изречения св[ятого] Киприана или в пользу единой Святой , истинно Кафолической и Апостольской Церкви, дополнительно называемой Восточною с тех пор, как западная часть ее своим расколом отломилась?
Не бойтесь, добрые люди, никто не заставляет вас решиться не верить св[ятому] Киприану : подумайте вместо того и решитесь, верить или не верить тому, кто приводит слова св[ятого] Киприана, которых св[ятой] Киприан не говорил. Не вздумайте только решиться не верить своим глазам в том, что написано в книге св[ятого] Киприана De unitate Ecclesiae.
Перепишем остальную часть выписки из св[ятого] Киприана якобы в пользу Римской Церкви . «Рим, - говорит он еще, - есть кафедра св[ятого] Петра, источник единства священнического. Он есть не только преимущественно достоин почтения, но еще таков, что нельзя оставить его не оставя Святой Церкви» (Письма 42, 45, 54).
Ответ на сие должен быть одинаков с ответом на первую часть выписки. В сих трех письмах совсем нет имени Рима. Они писаны к римскому епископу Корнелию, но писаны к нему св[ятым] Киприаном в древнем духе братства епископского, а не в виде раболепства пред римским престолом, столь необходимого на Западе.
Например, в письме 42 св[ятой] Киприан пишет: «Hoc enim vel maxime, frater, et laboramus et laborare debemus? Ut unitatem a Domino et per Apostolos nobis successoribus traditam, quanyum possimus, obtinere ceremus». То есть: «О сем наипаче, брат, и трудимся мы, и трудиться долженствуем, чтобы, сколько можем, стараться достигать единства, от Господа и чрез апостолов нам преемникам преданного».
Долго было бы разбирать целые письма, дабы доказать, что в них нет того, что думают найти в них. Если истинно хотят истины, пусть выпишут точные слова св[ятого] Киприана или кого другого, тогда увидим, в пользу какой Церкви что кем писано.
3-й ответ.
О причащении под одним видом
В известной выписке из славянских книг сказано, что Феофилакт, избиравший свое толкование Евангелий частью из Златоуста, признавал, что Иисус Христос приобщал под одним видом учеников в Еммаусе.
Вот слова евангелиста Луки, (24, 30, 31) - И бысть яко возлеже с нима, и приим хлеб благослови, и преломив даяше има. Онема же отверзостеся очи, и познаста Его: и Той невидим бысть има .
Вот слова Феофилакта Болгарского: «Егда же попусти, тогда отверзостася очи има, и познаста Его. Являет же и ино, яко причащающимся благословенного хлеба, отверзостася очи познати Его: велик убо и неизреченну силу имать Господня плоть». Признаюсь, что на сие толкование желал бы я нового толкования, так же, как и на слова евангелиста, которые оно толкует. Что значат слова евангелиста: приим хлеб благослови, и преломив даяше има ? Что значат слова толкователя: «причащающимся благословеннаго хлеба»?
Сличим почти те же слова из Евангелия от Матфея, (14, 19): Приим хлеб и обе рыбы, воззрев на небо, благослови и преломив даде. Что сими словами описывается? Таинство ли святого причащения? Всякий скажет: нет! Ибо здесь говорится и о рыбе. Следственно, здесь описывается просто благословение хлебов. Почему же не думать, что и в емаусском приключении должно разуметь простое благословение хлеба? Как спор идет с последователями Римской Церкви, то я и беру на сие свидетельство, вместо книг славянских, из книг писателя Римской Церкви, именно Дионисия Картезианского, который на вышеприведенные слова евангелиста Луки говорит: «Приял хлеб и благословил; не во Свое тело претворил, как на вечери, но как обыкновенно благословляется пища, и тем дал наставление нам, чтобы прежде вкушения благословлять пищу и питие». Итак, здесь нет приобщения под одним видом, ибо совсем нет таинственного приобщения, а простое благословение хлеба.
Но что говорит Феофилакт? И он говорит «о причащении благословеннаго хлеба» , а не «о причащении Плоти Господней», о чем он после упоминает, как о предмете, который есть нечто ино , что Господь являет , показывает, дает разуметь чрез происшедшее в Еммаусе. Вопрос, на который ответствует толкователь, есть сей: что значит, что Господа узнали во время преломления хлеба? На сие ответствует он, во-первых, просто, что узнали, когда угодно было Господу: «егдаже попусти, тогда отверзостася очи има и познаста Его». Потом присовокупляет другое сокровенное знаменование сего обстоятельства: являет же и ино , то есть и другое нечто Господь показывает , или дает разуметь, когда вкушающим благословенный хлеб отверзли очи узнать Его , именно силу Тела Его во святом причащении; ибо великую и неизреченную силу имеет Господня плоть .
Но бесполезно вспоминать здесь, что Таинство святого причащения установлено Господом за три дня до явления Его в Еммаусе, пред самым отшествием Его на страдание, и совершено тогда один раз при двенадцати только апостолах; что следующие дни страдания и смерти Его были для них днями бегства и ужаса; что посему два ученика, вечерявшие с Господом в Еммаусе, которые, по свидетельству церковного Предания, были из числа седмидесяти, по всей вероятности, до сего времени совсем не знали Таинства причащения. Итак, чтобы удобнее узнать им Господа, нужно было обыкновенное Его благословение хлеба, которое они, без сомнения, многократно видали; ибо оно не раз было и при нескольких тысячах народа. Но в то же время явил Он и ино , то есть подал мысль о силе святого причащения, которое они вскоре должны были узнать.
Если угодно, положим и то, что Феофилакт (ибо я уже сказал, что его толкование для меня не довольно ясно) признавал вечерю Еммаусскую за Тайную Вечерю; положим, что Вы решились верить именно толкованию Феофилакта; спрашиваю: где же признает он причащение под одним видом? Он упоминает только о Господней Плоти , умалчивая о Крови; потому что евангелист упоминает только о хлебе. А почему евангелист упоминает только о хлебе ? Потому ли, что ничего более не было? Возможно ли, чтобы путешественники ученики, которые и Господа, не узнав, почитали за путешественника, возлегая с Ним на вечерю, по-нашему - садясь за обед или ужин, предложили только хлеб, и ниже воды для пития не поставили. Не бывает сего. Почему же евангелист говорит только о хлебе? Потому что хлеб надлежало предложить прежде прочего и потому что над хлебом узнали Господа, что и было предметом повествования евангельского. Было ли предложено вино и как с ним поступили, когда Господь сделался невидим тотчас по благословении хлеба, сказать было не нужно для истории евангельской, но молчание сие не доказывает того, что вино не было предложено или не было вкушаемо учениками.
Но если дело идет о вопросе: должно ли причащаться под обоими видами или под одним, - на что мучиться над кратким повествованием о благословении хлеба в Еммаусе и над неясным изъяснением Феофилактовым? Разве нет о сем ясных свидетельств? Нужно ли от ясного солнца уходить в темную храмину и искать света?
Что говорит Божественный Установитель Таинства? Приимите, ядите. Пийте от нея вси (Мф. 26, 26, 27). Приим хлеб, хвалу воздав, преломи и даде им, глаголя: сие есть тело Мое, еже за Вы даемо: сие творите в Мое воспоминание. Такожде и чашу по вечери, глаголя: сия чаша Новый Завет Моею кровию, яже за вы проливается (Лк. 22, 19–20).
Кому сие сказано? Одним ли апостолам? Им ли одним принадлежит воспоминание Господа? Им ли одним принадлежит Новый Завет Его кровию проливаемою? Все сие не есть ли достояние всея Церкви? Так. Он взирает на всю Церковь, от Сионской горницы до крайних пределов мира, до последнего дня времени, и в лице апостолов всем членам ее глаголет: Приимите, ядите. Пийте от нея вси; или просто: ядите, пийте; но однажды просто: ядите; а в другом случае иначе: пийте от нея вси? Не то ли сие значит, что Он не видит людей, которые бы захотели отнять у других причащение Тела Его, и потому говорит просто: ядите, что напротив видит людей, которые захотят отнять у других святую чашу, и потому говорит: пийте от нея вси?
Невероятное дело, если бы оно не было в глазах наших!
Пийте от нея вси, глаголет Господь. Нет, не вси, говорит Римская Церковь: мирянам не надобно. Такожде и чашу, пишет евангелист. Нет, не такожде, отвечает Римская Церковь: хлеб иначе, а чашу иначе; хлеб для всех, а чашу не для всех.
Новый Завет Моею кровию, глаголет Спаситель. Избавистеся, говорит апостол Петр, честною кровию яко агнца непорочна и пречиста Христа (1 Пет. 1, 18–19). Имамы избавление кровию Его, пишет ап[остол] Павел (Еф. 1, 7). Кровь Иисуса Христа, пишет апостол Иоанн, очищает нас от всякого греха. Кто не видит, сколь всеобщее для христиан орудие и сила спасения есть Кровь Христова? Римская Церковь признает, что так же спасительная Кровь Христова, которая на Кресте пролита за всех, проливается и на бескровном алтаре, однако не хочет, чтобы и здесь она проливалась для всех .
Были, говорят, в древности примеры, что приобщались под одним видом. Прибавляю, если угодно, и теперь есть, приобщение младенцев и больных, которые не могут вкушать твердого. Но что из того? Был в древности пример, что в степи крестили вместо воды песком: неужели позволительно сделать из сего примера общее правило? Примечайте общий порядок Церкви Апостольской в отношении к причащению в 10 и 11 главах Первого послания к Коринфянам: нет сомнения, что апостол говорит там не одному клиру, а всем верующим; и следственно в отношении ко всем, упоминая о Таинстве причащения многократно, каждый раз полагает он трапезу и чашу , или хлеб и чашу .
Говорят еще, что сила Крови Христовой заключается в Теле Христовом. Но что из сего? Таинство совершать должно не по догадочным умствованиям о силе его частей (которая в самом деле, как таинственная и Божественная, есть непостижима), но по точному установлению Господню.
Пошли бы Вы и сказали Господу: не глаголи: пийте от нея вси, ибо сила Крови Твоея… Но я страшусь думать о сем состязании, о котором другие думают, что уже и победили, в чем и сделали по умствованию своему лучше, нежели учреждено было по слову Господню.
Если по крайней нужде можно сократить образ приобщения, то удобнее допустить приобщение под одним видом вина, нежели напротив под одним видом хлеба. Во-первых, по точной силе слов Господних о виде вина: пийте от нея вси . Во-вторых, силе искупления, которая открылась собственно чрез смертное пролияние Крови Господней в страданиях и на Кресте. В-третьих, потому что, как Плоть Господня истинно есть брашно, и Кровь Господня истинно есть питие (Ин. 6, 55), то как в порядке естественном, некоторые на некоторое время могут быть без хлеба, например младенцы, а питие для всех без исключения; так и в духовном таинственном порядке именно Кровь Господня должна быть для всех без исключения.
Поелику выписка из славянских книг в свидетельстве Феофилакта думала еще иметь свидетельство Златоустого (которого однако толкование от Луки не существует), то не излишне привести здесь не мнимое, а подлинное свидетельство сего отца Церкви о настоящем предмете, которое находим в XVIII беседе его на Второе послание к Коринфянам. Вот оно:
«Есть случай, в котором священник ничем не различествует от тех, над коими начальствует, именно, когда должно причащаться Страшных Таин: ибо все равно допускаются к оным, не так, как в ветхом законе, иное вкушал священник, а иное подчиненный и народу не можно было есть то, что ел священник. Ибо ныне иначе бывает: поелику всем одно Тело, всем одна Чаша предлагается».
4-й ответ
Логика учит или, если угодно иначе, рассудок сказывает, что когда доказательство справедливо и заключение из доказательств выведено верно, то нельзя спорить против заключения. Ибо что выводится из истины и выводится верно, то по необходимости есть истина, а не ложь.
Мне предложили предмет и назначили род доказательства. Употребив данный род доказательства, я вывел заключение. Не говорят, что доказательство ложно; не говорят, что заключение выведено неверно: следственно, и заключение неоспоримо.
Но минуя доказательство, вновь начинают спорить против заключения: сим образом, кому есть досуг, продолжать можно всякий спор без конца, приискивая разные призраки противоположных доказательств.
Между прочим требуют многочисленных доказательств . Доказательства не деньги, которых чем больше у кого есть, тем более тот может купить. Если есть одно твердое доказательство, то истина стоит безопасно, хотя бы тучи стрел, то есть возражений, в нее пустили. Господу надлежало доказать против саддукеев важную истину - воскресение мертвых. Он употребил одно доказательство. О воскресении же мертвых несте ли чли реченнаго вам Богом, глаголющим: Аз есмь Бог Авраамов, и Бог Исааков, и Бог Иаковль? Несть Бог Бог мертвых, но Бог живых (Мф. 22, 31–32). Неужели сказать, что доказательство сие не годится, потому что одно, а надобны многочисленные ? И враги Господа не сказали сего; но слышавше, народи дивляхуся (ст. 33), и самые фарисеи признавались, яко посрами саддукеи (ст. 34). Итак, требование многих доказательств не ослабляет одного данного, хотя, впрочем, и многие представлять полезно, когда того требуют обстоятельства.
Тысяча примеров и множество текстов , которых в самом деле не приведено, составляют доказательство, на которое надобно что-нибудь отвечать, потому что оно кажется торжественным; но на которое трудно дать ответ, который бы не показался неприятным. Да простят меня и выслушают спокойно, что я спокойно говорю, по необходимости будучи вызван. Сия тысяча и сие множество суть слова, в которых много звука, но мало света; а истина требует света, как и сама есть свет. Это род ученой угрозы, но угроза не всегда означает силу и не всегда ручается за победу. Представлено три выписки: я и считаю три, а не тысячу .
О двух выписках в пользу Римской Церкви из Иеронима и Кирилла Александрийского ничего теперь не скажу, потому что книг сих писателей не имею под рукою. Выписку из Кирилла, не знаю и найду ли; потому что указание сего не обещает.
Третья выписка из Амвросия Медиоланского, которого книга близка. Итак, перепишем по-русски французскую выписку и сличим с подлинною книгою св[ятого] Амвросия.
«Церковь, - пишет св[ятой] Амвросий Медиоланский,?- есть там, где Петр. Корабль св[ятого] Петра есть ковчег Ноев, вне которого все погибает. Общение (communion) с Римом есть то, которое достаточно для соединения со всеми католическими епископами: его-то важного суждения (autorite) держаться должно в затруднениях, какие встречаются (На псалом 40; Слово 11; Письмо 74, к Феофилу).
Раскрываю толкование на псалом 40 и нахожу следующее: «Где Петр, там Церковь: где Церковь, там нет никакой смерти, но жизнь вечная». О Римской Церкви ни слова. Петр же был не в одном Риме, где хотели бы его заключить нынешние римские епископы, но также и в Антиохии, а прежде всего в Иерусалиме, который и называется в литургии св[ятого] Иакова и в стихах св[ятого] Иоанна Дамаскина, доныне поемых на воскресной вечерне, «материю Церквей» .
Раскрываю Слово, по парижскому изданию 1661 года, 62-е, а по прежним изданиям 11-е, и нахожу изъяснения повествования евангельского о Спасителе, из корабля Петрова учащем народы. Между прочим св[ятой] Амвросий говорит о Господе: «Петров корабль избирает, Моисеев оставляет, то есть презирает вероломную синагогу; приемлет верную Церковь». Далее: «Поступи во глубину, то есть во глубину рассуждений о Божественном рождении: ибо есть ли что столь глубокое, как то, что сказал Петр Господу: Ты еси Христос, Сын Бога живаго?» Еще далее: «Как Ноев ковчег, при потоплении мира, всех, которых принял, сохранил в безопасности, так и Петрова Церковь, когда мир сгорать будет, всех, которых объемлет, представит невредимых». Опять ни слова о Римской Церкви. «Петровою» же Церковь Христова названа очевидно по применению к кораблю Петрову и к его исповеданию веры, на котором утверждается Церковь и по которому Петр, первый исповедник Христа , Сына Божия, как «первый камень» положен в основание Церкви Христовой, впрочем «рядом» с древними камнями древнего храма, и с другими, новыми, храма обновленного, на едином для всех краеугольном и во главу сущем камени, по реченному: наздани бывше на основании апостол и пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Еф. 2, 20). Основания бо инаго никтоже может положить паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 11).
Раскрываю наконец Письмо 74; но оно не «к Феофилу», а «Алипию». Ищу письмо к Феофилу, нахожу его под числом 9 и в нем вижу следующее: «Надобно, чтобы сохранена была благодать дарованного мира между всеми и чтобы, впрочем, уклонение одной стороны не могло иметь последствием обман. Право, я думаю, надобно отнестись к святому брату нашему священнику (sacerdotem) Римской Церкви, ибо я предполагаю, что суждение твое будет такое, которое и ему не может не понравиться. Так поступлено будет с пользою для мнения, так охранен будет мир и покой, если советом вашим постановлено будет то, что не произведет разногласия в нашем обществе, так что и мы, когда, получив ряд ваших постановлений, узнаем, что сделано то, что и Церковь Римская без сомнения одобрит, то с радостию примем плод такового испытания». Что говорит здесь св[ятой] Амвросий о Римской Церкви? Главное то, что надобно поступить сообразно с обязанностью хранить мир. Присовокупляет свое мнение, прошу внимания! Мнение, а не закон церковный, чтобы отнестись к Римскому епископу. Наконец, говорит, что он охотнее примет то, что одобрит Церковь Римская; он один из епископов Запада, где издревле первенствовала Церковь Римская, подобно как на Юге Александрийская, а на Востоке сперва Иерусалимская и Антиохийская, а потом Константинопольская. Что говорит здесь епископ западный о Церкви Римской, то же сказал бы епископ южный об Александрийской, восточный - об одной из трех прочих и всякий епископ меньшей Церкви - о какой бы то ни было из наименованных главных Церквей. Что же тут важного в пользу Римской Церкви ?
Особенно стоит беспристрастного рассуждения то: беспристрастно ли поступлено в доставленной мне выписке, что два отрывка, которые совсем не говорят о Римской Церкви, слиты в одно с третьим, в котором, по счастью, нашлось ее имя, и что в сем последнем отрывке переиначены и слова и смысл писателя? Так ли приводят верные свидетельства? Так ли искренно служат истине?
Если думают, что святой Амвросий в приведенном письме говорит в пользу Римской Церкви , то пусть посоветуют какому-нибудь епископу, не говорю италийской, но хвалящейся дарованными или вынужденными от Св[ятого Престола] вольностями Галликанской Церкви написать ныне словами св[ятого] Амвросия: Право, я думаю, надобно отнестись к святому брату нашему священнику Римской Церкви? Не скажут ли, что такой язык слишком неуважителен и даже оскорбителен для Святейшего Престола и Святейшего отца? Итак, можно и по сему примечать, что бывший святой брат наш, священник Римской Церкви , ныне во мнении Запада стоит гораздо выше, нежели он стоял во дни святого Амвросия.
Блаженный Иероним писал папе Дамасу: «Следуя не за кем иным, как за Иисусом Христом, я привержен к общению с Вашим Святейшеством, то есть с кафедрой святого [апостола] Петра. Я знаю, что Церковь воздвигнута на сем камне, и кто вкушает Агнца вне этого дома, тот невежда. Пребывающий вне Ноева ковчега погибает в потопе». (Посл. 14 и 57 папе Дамасу. Т. 4, ч. 2) (франц. ).
Святой Кирилл Александрийский (епископ) призывает верующих обращаться к Римскому понтифику, чтобы узнавать то, чему следует верить и чего придерживаться, потому что лишь ему принадлежит право возобновлять, исправлять, выносить решение с той же властью, что у Иисуса Христа, место Которого он занимает (франц. ).
«Церковь, - пишет св[ятой] Амвросий Медиоланский, - есть там, где Петр. Корабль св[ятого] Петра есть ковчег Ноев, вне которого все погибает. Общение (communion) с Римом есть то, которое достаточно для соединения со всеми католическими епископами: его-то важного суждения (autorite) держаться должно в затруднениях, какие встречаются». (На псалом 40; Слово 11; Письмо 74, к Феофилу). - Пер. митр. Филарета.
Нет спасения вне Святой Соборной Апостольской Римской Церкви. - Здесь и далее перевод с франц. иеромонаха Симеона (Томачинского) .
Нет спасения вне Святой Соборной Апостольской Римской Церкви. Святой Киприан видит в Римском епископе не просто главу Церкви, но такого главу, оставление которого является источником всякого разделения и всякой ереси («О единстве»). Рим, - говорит он также, - это кафедра святого Петра, источник единения священства. Она не только наиболее чтимая, но и такова, что с оставлением ее всякий оставляет Святую Церковь. (Послания 42, 45, 54) (франц. ).
Гернгутеры (по названию населенного пункта), протестантская секта, последователи моравских (богемских) братьев. - Прим. сост.
Простее по-русски: о вкушении благословеннаго хлеба. - Прим. митр. Филарета.
«Приносим Ти, Владыко, и о святых Твоих местах, яже прославил еси богоявлением Христа Твоего и посещением Пресвятаго Твоего Духа. Наипаче же о святем и славнем Сионе, матери всех Церквей». Из священнической молитвы по освящении Святых Даров. Литургия апостола Иакова. София. 1948. - Прим. сост.
«Радуйся, Сионе святый, мати Церквей». Великая вечерня, 3-я стихира на «Господи, воззвах», 8-го гласа. - Прим. сост.
Графиня Е.П. Ростопчина
Графиня Евдокия Петровна Ростопчина , урождённая Сушкова. Родилась 23 декабря 1811 г., умерла 3 декабря 1858 г., не дожив до 47 лет. Это ей Лермонтов , уезжая на Кавказ, подарил альбом, в котором написал ("Графине Ростопчиной", апрель 1841):
И мне, и мне сей дар! Мне, слабой, недостойной,
Мой сердца духовник пришёл её вручить,
Мне песнью робкою, неопытной, нестройной
Стих чудный Пушкина велел он заменить!..
Детство
Евдокия Сушкова родилась в Москве 23 декабря 1811 г. Её отцом был действительный статский советник Пётр Васильевич Сушков, матерью – Дарья Ивановна Пашкова. Мать умерла от чахотки, когда девочке не было шести лет. Поскольку отец был постоянно в разъездах по службе, её с двумя младшими братьями взял к себе дед – Иван Александрович Пашков. Детство Евдокия провела в усадьбе Пашкова на Чистых Прудах . Сейчас на её месте дома Чистопрудный бульвар, 12 и Потаповский, 7 .
Домашнее образование было поручено гувернёрам, которые как могли обучали детей истории, географии, арифметике. Из языков в программу входили русская грамматика, французский и немецкий. Конечно, полагалось уметь музицировать на фортепиано и танцевать. В доме деда была большая библиотека и Додо, так звали девочку в семье, изучив самостоятельно ещё и английский с итальянским, читала в подлиннике Гёте, Шекспира, Шиллера, Данте, Байрона. Пушкин и Жуковский были её кумирами. Кроме библиотеки был заросший сад, рядом Башня Меньшикова с чудными закатами. Здесь проходило детство Додо ("Молодой месяц", 1829 г.):
Если учесть, что мать отца перевела "Потерянный рай" Мильтона, его брат – Николай Васильевич Сушков – был поэтом и драматургом, а он сам писал на досуге стихи, то ничего удивительного в том, что Додо уже в 12 лет начала писать стихи. Она показывала их ученику Благородного пансиона Лермонтову , студенту университета Н. Огарёву, читала в салоне дяди Николая Васильевича Сушкова в Старопименовском переулке. Через много лет Огарёв написал об этом времени:
Выход в свет. Первая публикация
В восемнадцать лет Додо вывезли в свет. Живая и остроумная она имела успех. К тому же, в списках ходили её стихотворения, которые привлекали своей музыкальностью и простосердечием. Случалось, она сама читала в салоне свои стихи или пьесы, и слушатели не скучали. На всю жизнь ей запомнился Новый 1831 год в Благородном собрании , где Лермонтов преподнёс в подарок мадригал "Додо ".
Её первое стихотворение "Талисман" появилось в альманахе "Северные цветы" в 1831 г. По одним источникам Пётр Вяземский – знакомый Сушковых – взял у Додо черновик. По другим – он на свой страх и риск просто переписал стихотворение из её тетради. От Вяземского "Талисман" попал к редактору альманаха "Северные цветы" Дельвигу , который его и опубликовал. Вместо фамилии значилось Д...а...
Печатать стихи барышне её круга было не к лицу. О публикации в семействе Пашковых узнали, и поэтессе "крепко досталось".
Теперь графиня Ростопчина
О своей сестре Сергей Сушков писал: "Она имела черты правильные и тонкие, смугловатый цвет лица, прекрасные и выразительные карие глаза, волосы чёрные… выражение лица чрезвычайно оживлённое, подвижное, часто поэтически-вдохновенное, добродушное и приветливое…" И ещё: "Одарённая щедро от природы поэтическим воображением, весёлым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках, замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным". Ею был увлечен князь Александр Голицын. Она отвечала взаимностью. Может, он и был "Талисманом". Но её родня браку воспротивилась.
Среди поклонников Додо был граф Андрей Ростопчин. Он был красноречив, остроумен, обладал чувством юмора. В общем, Додо он понравился. Но не более того. К тому же, у Андрея Ростопчина была неважная репутация гвардейского "шалуна" и кутилы. Предложение выйти за него замуж Додо отклонила ("Разговор во время мазурки", 1837 г.):
Родня негодовала: отказать из-за капризов жениху, в знатности и богатстве с которым мало кто мог сравниться было непростительно. Додо понимала, что от неё не отстанут, замуж выйти придётся (и ещё неизвестно за кого), а если нет большой любви, то на нормальные отношения в семье надеяться можно. Да и мысль стать знатной богатой графиней Ростопчиной едва ли не приходила в голову Додо.
На второе предложение Андрея Ростопчина, которого теперь ждали с нетерпением и страхом, что оно не последует, Додо ответила согласием. Накануне свадьбы выяснилось, что жениху не 30 лет, как все думали, а всего 19. Додо оказалась старше своего жениха. Но даже это обстоятельство уже ничего не изменило. Свадьба состоялась 28 мая 1833 г. Сначала молодые поселились в особняке Ростопчиных на Б. Лубянке, 14 . Потом уехали в имение и вернулись к зиме.
Брак вызвал много пересудов. Всем было известно, что Додо не дали выйти замуж за Александра Голицына. Андрей Ростопчин тоже пытался жениться, но против его выбора была мать. Сказалась и зависть: "уплыл" такой завидный жених. Для многих это был скоропалительный брак по расчету. Он и был таким.
Через много лет Ростопчина написала, что "она вошла в мужнин дом без заблуждений... но с твердою, благородною самоуверенностью, с намерением верно и свято исполнять свои обязанности, – уже не мечтая о любви, слишком невозможной, но готовая подарить мужу прямую и высокую дружбу". Многие источники утверждают, что брак был неудачным, и что причиной этого был Андрей Ростопчин, которого интересовали только кутежи, карты и лошади. Так ли это?
Петербург, осень 1836 г.
Осенью 1836 г. Ростопчины приезжают в Петербург в дом на Дворцовой набережной. Она принимает в своем доме весь свет столицы. Сама она – желанная гостья в кабинетах-гостиных В.А. Жуковского и В.Ф. Одоевского, во "фрейлинской келье" А.О. Смирновой-Россет. Она принята в салоне В.А. Соллогуба, куда допускались только мужчины. Для неё было сделано редкое исключение. Её с радостью встречали в доме Карамзиных. С одной стороны литературное творчество и салоны, с другой – светская жизнь. Муж живет сам и не мешает жить ей. Евдокия Ростопчина – в зените славы и блеска.
Все это могло продолжаться и дальше, если бы не мать мужа. Она была против брака сына (в который раз) и теперь начала упрекать Додо в неспособности родить ребенка. Андрея Ростопчина эти разговоры раздражали, а поскольку он не был согласен с матерью в части причины отсутствия ребёнка, то намекнул Додо, что неплохо бы попытать счастья на стороне.
Случай представился. Додо серьёзно увлеклась Андреем Карамзиным, сыном историка Николая Карамзина. Об этом говорит целый цикл стихов, посвящённый Андрею Карамзину. Вскоре Додо почувствовала, что станет матерью. Новость была устрашающей: как к этому отнесётся муж. Одно дело слова, другое дело... Но Андрей Ростопчин обрадовался известию. Его озаботило только одно – светские сплетни. Как Додо ни скрывала свой роман, о нём знали. Ростопчин был уверен, что его положение и богатство заткнут рот любому сплетнику, да и сам он был не робкого десятка, но как человек разумный, не хотел создавать лишние проблемы.
Село Анна
Весной 1938 г. Ростопчин увёз Додо в воронежское имение, где вскоре появилась на свет первая дочь Ольга. Ребёнок требовал времени, пребывание затянулось. При первой возможности Додо уехала в Петербург. Опять начались свидания с Андреем Карамзиным. И через месяц Додо опять... На этот раз Андрей Ростопчин не просто обрадовался, но развеселился. Додо вновь пришлось уехать в село Анна , из которого она так рвалась в Петербург. Вторую дочь назвали Лидией. Андрей Ростопчин считал дочерей своими, хотя знал о похождениях жены. После рождения второй дочери Додо, не уезжая из села, родила сына, которого назвали Виктором. На этот раз отцом был Ростопчин. Но пришло время возвращаться в Петербург:
 |
Есть длинный, скучный, трудный путь... К горам ведёт он, в край далёкий; Там сердцу в скорби одинокой Нет где пристать, где отдохнуть! Там к жизни дикой, к жизни странной Там блеск штыков и звук мечей Ему – поклоннику живому |
Ни женский взор, ни женский ум Его лелеять там не станут; Без счастья дни его увянут... Он будет мрачен и угрюм! Стихотворение "Она всё думает" Ростопчина написала в ноябре 1842 г.
Стихотворение "Ссора" Ростопчина написала в Петербурге 10 марта 1838 г.
|
1811 - 1858
Ростопчина Евдокия Петровна
(23.12.1811(4.01.1812)-03.(15).12.1858), урождённая Сушкова - поэт, прозаик, драматург. Из дворянской семьи. Родилась в Москве от брака Петра Васильевича Сушкова с Дарьей Ивановной Пашковой. Её дядя Н. В. Сушков - драматург, бабушка М. В. Сушкова - поэтесса, поэтом был и брат Евдокии - Дмитрий Петрович Сушков.
После смерти Дарьи Ивановны в 1817 г., П. В. Сушков, занятый разными делами, оставляет детей в Москве, в доме деда - Ивана Александровича Пашкова. Учили Евдокию Сушкову так, как полагалось тогда учить светскую барышню. В детстве она увлекалась литературой. Особенно сильное влияние на неё оказали её великий современник Пушкин, а также Жуковский, Байрон, Шиллер, Шекспир, Данте и др. Маленькая «Додо», как называли её близкие, начала писать стихи, согласно её воспоминаниям, в возрасте 13-14 лет.
В 1828 г. на балу у Московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, Е. Сушкова знакомится с А. С. Пушкиным (это событие отмечено в стихотворении «Две встречи», 1838). Первая публикация (стихотворение «Талисман») появилась в альманахе «Северные цветы на 1831 год» (за подписью Д…..а), благодаря князю П. А. Вяземскому, часто бывавшему в доме Пашковых. Появление нового поэта было отмечено стихотворением «Додо» М. Ю Лермонтова .
В 1830-е гг. лирика Е. Ростопчиной становится широко известной. Поэтесса печатается в журналах «Библиотека для чтения», «Московский наблюдатель», «Современник» и др., подписывается: А., г-ня Е. Р-на. Стихотворения распространяются и в рукописях.
Счастья в браке Ростопчина не нашла, что наложило свою печать на её творчество, но двери большого света еще шире распахнулись перед красивой, богатой графиней. А. Ф. Ростопчин занимался лошадьми, собирал редкие книги, имел большую галерею картин. Он не знал счёт деньгам и растратил состояние отца, не оставив наследства детям.
Ежегодно с 1833 по 1842 гг. лето и осень Ростопчина жила в принадлежавшем её мужу Воронежском имении - селе Анне, где у графини родились две дочери и сын, два года (1838-1840 гг.) она находилась там безвыездно, вдали от большого света, хотя и порицаемого, но всё-таки любимого ею. В дальнейшем Ростопчины переезжают в Петербург, и опять потянулась светская жизнь. Литературный салон Ростопчиной посещают известные писатели, композиторы и артисты: А. С. Пушкин , В. А. Жуковский , П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, В. А. Соллогуб, П. А. Плетнёв, С. А. Соболевский, И. П. Мятлев, А. С. Даргомыжский, М. И. Глинка, Ф. Лист, П. Виардо и др.
В конце 1830-х - начале 1840-х гг. литературная слава Ростопчиной растёт. Первыми её прозаическими произведениями были две повести «Чины и деньги» и «Поединок», напечатанные в журнале (1838), а затем изданные отдельной книжкой «Очерки большого света» (СПб., 1839, под псевдонимом Ясновидящая). Критик и писатель Н. А. Полевой в своём дневнике называет её «нашей Жорж Занд».
В феврале 1841 г. Ростопчина вновь встретится с Лермонтовым, станет поверенной его чувств и замыслов. Памяти Лермонтова она посвятила несколько стихотворений. Характеристика стихотворений М. Ю. Лермонтова в сравнении с пушкинскими, его психологический портрет даны Ростопчиной в письме, адресованном А. Дюма-отцу (Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972. С. 280-286). В 1841 г. Ростопчина издала сборник своих стихотворений. В этой книжке было девяносто одно стихотворение (период 1829-1839 гг.). А. В. Никитенко писал «о решительно лучших стихах из всех», созданных русскими писательницами (Сын отечества. 1841. Т. 11. № 18. С. 104). Сдержанно, но положительно, отозвался о книге В. Г. Белинский (Полн. собр. соч. Т. 5. С. 456-461).
Весной 1845 г. Ростопчины всей семьёй уезжают в Италию, где прожили более двух лет. Из Италии Ростопчина присылает стихотворение «Насильный брак», опубликованное в газете «Северная пчела» (1846. № 284), из-за которого она попала в опалу.
Ростопчины переселились в декабре 1849 г. на постоянное жительство в Москву. Евдокия Петровна организовала литературные «субботы» (1849-1854), на которых бывали: М. П. Погодин, Ф. И. Тютчев, Н. В. Гоголь, Ф. Н. Глинка, М. С. Щепкин, И. В. Самарин, начинающие тогда литераторы Я. П. Полонский, А. М. Майков, Л. Н. Толстой , А. Н. Островский и др.
О своей сестре Сергей Сушков писал: «Одарённая щедро от природы поэтическим воображением, весёлым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках..., замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».
Романтическое восприятие собственной личности, видение своей жизни сквозь призму литературы предопределили особенности её творчества. В «московский период» своей жизни Ростопчина написала целый ряд произведений: «Нелюдимка», драма в пяти действиях; «Поэзия и проза жизни. Дневник девушки», роман в стихах; «Семейная тайна», драма в пяти действиях; «Счастливая женщина», роман в прозе; «Одарённая», драматическая фантазия, взятая из волшебных сказок ХVII в.; «Палаццо Форли», роман в прозе; «Дочь Дон-Жуана», драматическая фантазия и др. Сюжеты повестей и поэм сохраняют связь с мотивами лирики Ростопчиной. К концу жизни литературная известность Ростопчиной падает. В 1856 г. в Санкт-Петербурге издаётся собрание сочинений: стихотворения, в 2-х т. Посмертно, в 1959 г., были изданы 3-й и 4-й тома.
В жизни Евдокии Петровны Ростопчиной были годы, когда она периодически уезжала в Воронежскую губернию, имение мужа в селе Анна (ныне райцентр Аннинского района).
Слобода Аннинская существовала с конца ХVII в. В 1699 г. по приказу Петра I она была сожжена и возродилась лишь спустя два года как село дворцовых крестьян, переведённых на Битюг из северных уездов России. В ХVIII в. земли в Воронежской губернии получил от Павла I канцлер Фёдор Васильевич Ростопчин (1763-1826) - личность очень своеобразная, противоречивая, оставившая заметный след в истории России: «1796 года 4 декабря по высочайшему повелению Фёдор Ростопчин получил в вечное и потомственное владение 2000 душ, а в 1797 г. 9 января ему назначены к отдаче дворцовые селения Санкт-Петербургской губернии Шлиссельбургского уезда деревню Шалодиху и Воронежской губернии Бобровского округа сёлы Масловку и Верхотойды, в коих по последней ревизии 1603, да в селе Анна той же губернии и округа 397, а вообще 2000 душ с принадлежащими по дачам к оным селеньям землями и угодья». Масловку и Верхотойды Ростопчин отдавал в аренду. В Анне был построен дом, разбит прекрасный парк. Барский дом стоял на высоком берегу, из его окон открывался прекрасный вид на долину Битюга. К реке от дома спускался лиственный лес. Ф. В. Ростопчин стремился вести образцовое хозяйство, используя всё новое и полезное из опыта других стран. В Анне он занимается конезаводством и добивается больших успехов. Лошади английской и арапской породы с его завода приносят огромный доход. Унаследовал земли и имение младший сын графа, А. Ф. Ростопчин. В 1845 г., из-за материальных проблем, он продал казне конный завод, а в 1850 г. и само имение в Анне - графине Авдотье Васильевне Левашовой.
Е. П. Ростопчина впервые приехала с мужем в имение вскоре после свадьбы, летом 1833 г. С этого года по 1842 г. Ростопчина жила в Анне каждое лето и осень, а в 1838-1840-х гг. находилась там безвыездно. В Анне родились две дочери и сын: Ольга (1837), Лидия (1838) и Виктор (1839).
«Милой воронежской ласточкой» называли поэтессу друзья, посылая ей письма в Анну. В 1838 г. поэтесса написала стихотворение «Две встречи». Посылая П. А. Плетнёву из Анны это стихотворение о Пушкине, Ростопчина писала: «Две встречи» - истинный рассказ моих двух первых свиданий с Пушкиным, и я обработала эту мысль именно для вас и «Современника», зная, как вам приятно собирать в этом издании все относящееся к памяти Незабвенного». Зимой 1839 г. Ростопчины были в Воронеже. Одним из первых их посетил А. В. Кольцов . Под впечатлением встречи Кольцов писал В. Ф. Одоевскому 15 февраля 1839 г.: «Ваше сиятельство, любезный князь Владимир Фёдорович! Недавно я был с вашим письмом у графа и графини Евдокии Петровны Ростопчиной и целый вечер пробыл у них чудесным образом. Что за женщина эта графиня? ... такая встреча невольно погружает душу в сладкое упоительное забвение; забота, горе, нужды как-то принимают другой образ, волнуют душу, - но не рвут, не мучат её».
В имении поэтесса устроила школу рукоделия и богадельню. В Анне написаны многие произведения. В них узнаются конкретные приметы здешних мест. Вот, например, в стихотворении «Осенние листья» читаем: «Я в храме древнем, обветшалом молюсь теплей…». Тогда в Анне действительно стоял старый деревянный храм, на месте которого в конце ХIХ в. построена церковь Рождества Христова (1899).
Своеобразным завещанием поэтессы жителям села Анны остались строки стихотворения «Село Анна».
Зачем же сладкою тревогой сердце бьется
При имени твоем, пустынное село,
И ясной думою внезапно расцвело?
Зачем же мысль моя над дикой степью вьется,
Как пташка, что вдали средь облаков несется,
Но, в небе занята своим родным гнездом,
И пестует его и взором и крылом?..
Ведь прежде я тебя, край скучный, не любила,
Ведь прежде ссылкою несносной был ты мне:
Меня пугала жизнь в безлюдной тишине,
И вечных бурь твоих гуденье наводило
Унынье на меня; ведь прежде, средь степей,
С тоской боролась я, и там, в душе моей,
Невольно угасал жар пылких вдохновений,
Убитый немощью... Зачем же образ твой
Меня преследует, как будто сожалений
Ты хочешь от меня, приют далекий мой?..
Или в отсутствии немилое милее?
Иль всем, что кончено, и всем, чего уж нет,
В нас сердце дорожит? Иль самый мрак светлее,
Когда отлив его смягчит теченье лет?
Так память длинных дней, в изгнанье проведенных,
Мне представляется как радужная цепь
Дум ясных, грустных дум, мечтаний незабвенных,
Заветных, тайных грез... Безжизненная степь
Моею жизнию духовной наполнялась,
Воспоминаньями моими населялась.
Как тишь в волнах морских, как на пути привал,
Так деревенский быт в отшельнической келье
Существование былое прерывал
И созерцанием столичное веселье,
Поэзией шум света заменял.
От развлечения, от внешних впечатлений
Тогда отвыкнувши, уж я в себе самой
Для сердца и души искала наслаждений,
И пищи, и огня. Там ум сдружился мой
С отрадой тихою спокойных размышлений
И с самобытностью. Там объяснилось мне
Призванье темное. В глуши и тишине,
Бедна событьями, но чувствами богата,
Тянулась жизнь моя. - Над головой моей
Любимых призраков носился рой крылатый,
В ушах моих звучал веселый смех детей;
И сокращали мне теченье длинных дней
Иголка, нитки, кисть, подчас за фортепьяном
Волненье томное, - когда былого сон,
Мелодией знакомой пробужден,
Опять меня смущал пленительным обманом...
И много счастливых, восторженных минут,
Сердечной радостью волшебно озаренных,
Прожито там, в степях... О, пусть они живут
Навеки в памяти и в мыслях сокровенных!..
А ты, затерянный, безвестный уголок,
Не многим памятный по моему изгнанью, -
Храни мой скромный след, храни о мне преданье,
Чтоб любящим меня чрез много лет ты мог
Еще напоминать мое существованье!
Вороново (Московской губ.)
Июнь 1840
Одно из лучших её стихотворений, где каждая мысль - картина, а всё вместе - судьба: «Вы вспомните меня»:
Вы вспомните меня когда-нибудь…но поздно,
Когда в своих степях далеко буду я,
Когда надолго мы, навеки будем розно -
Тогда поймёте вы и вспомните меня!
Проехав иногда пред домом опустелым,
Где вас встречал радушный мой привет,
Вы грустно спросите: «Так здесь её уж нет?»
И мимо торопясь, махнув султаном белым,
Вы вспомните меня»! ...
В год 200-летия со дня рождения Е. Ростопчиной в Воронеже издан сборник её стихотворений под названием «Вы вспомните меня…». В декабре 2012 г. в Воронеже прошли первые по теме «Евдокия Ростопчина в отечественной культуре XIX-XXI веков». Организаторами чтений стали: региональное отделение Союза писателей России при содействии Воронежского государственного педагогического университета и городской специализированной библиотеки искусств им. А. С. Пушкина.
Воронежским художником написан портрет Е. Ростопчиной.
12 декабря 2012 г. присвоено имя Е. П. Ростопчиной.
. Талисман. Избранная лирика. Нелюдимка: документы, письма, воспоминания / Е. П. Ростопчина; подгот текста, сост., вступ. ст. и примеч. В. Ф. Афанасьева. - Москва: Моск. рабочий, 1987. - 320 с.
. Счастливая женщина: сочинения / Е. П. Ростопчина. - Москва: Правда, 1991. - 447 с. - Содерж.: Счастливая женщина: роман; Дневник девушки: роман в стихах; Палаццо Форли: повесть; Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки: разговор в стихах.
. Палаццо Форли: повесть / Е. П. Ростопчина. - Москва: Моск. рабочий, 1993. - 256 с. - (Русская остросюжетная проза).
. «Вы вспомните меня...»: избранные стихотворения / Е. П. Ростопчина; вступ. ст. В. Жихарева. - Воронеж: ИП Аксёнов А. П., 2012. - 240 с.
***
. Кесслер И. «То лирный звук, то женский вздох...» // Свет угасших звезд / И. И. Кесслер. - 2-е изд., испр. и доп. - Воронеж, 2000. - С. 90-106 с.
 |
 |
. Очман А. В. Евдокия Ростопчина // Женщины в жизни М. Ю. Лермонтова / А. В. Очман. - М., 2008. - С. 193-202.
. Грин Д. Евдокия Ростопчина // Иное лицо романтической поэзии: русские женщины-поэты середины XIX в. / Д. Грин. - СПб., 2008. - С. 104-129.
. Корниенко Н. Г. «То лирный звук. То женский вздох»: Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) // Преодоление. Чернозёмный край в судьбах замечательных людей XVIII-XIX вв. / Н. Г. Корниенко. - Воронеж, 2011. - С. 146-178.
Жихарев В. И. «Воронежская ласточка» // Подъём. - 2012. - № 1. - С. 180-186.
Романов Б. Н. Поэтесса, или Судьба Евдокии Ростопчиной: повествование в семи частях / Б. Н. Романов. - Москва: Русский Мир, 2017. - 797 с., л. ил. - Имен. указ.: с. 758-794.