Тюрьма и деньги: что происходит с финансами заключенного. Телефонные «разводы» осужденных

Кем бы ты ни был в прошлой жизни, хоть бизнесменом, хоть чиновником, хоть биндюжником, в тюрьме тебе придется бороться за жизнь в физиологическом смысле. Поэтому в местах лишения свободы продукты питания играют жизненно важную роль - у заключенных не может быть денег и возможности ходить в обычный магазин, то есть процесс организации питания является одним из самых важных в жизни зека. На тюремном корме долго не протянешь, а многие - как я, например - просто не могут есть баланду, организм не принимает подобного пищевого унижения. За два года лишения свободы я изучил продуктовый бизнес в тюрьме досконально.

Откуда еда вообще попадает в тюрьму?

Во-первых , это передачи от родных. Если мы говорим о законопослушном поведении заключенного, то передачи в тюрьме - вещь сложно организуемая. Сложно передать то, в чем реально есть необходимость, и легко - то, что есть в избытке. К тому же список разрешенных для передачи продуктов строго ограничен, и общих правил нет: все зависит не только от тюрьмы, но даже от настроения смены на приеме передач. В Бутырке, например, апельсины можно было передавать, а вот мандарины были под строжайшим запретом.

Сложность прежде всего в том, что следствие обычно не дает разрешения ни на свидания, ни на звонки (считается, что таким образом ты можешь помешать расследованию). Даже если ты такое разрешение получил - например, дело уже попало к судье, и суд проявил гуманизм, дав разрешение на звонок, - реально организовать его сложно. Я не знаю ни одного человека в Бутырке - не встретил такого за год, что провел там, - кто такое разрешение смог реализовать. Получить краткосрочное свидание в период следствия практически нереально. Остается адвокат - ему можно отдать список необходимых вещей (а скорее, продиктовать), чтобы он мог передать родным, но это удовольствие тоже не для всех: за услуги адвоката нужно платить, за хорошего адвоката - много, в смысле очень много. Да и не каждый адвокат считает своим долгом помочь в организации питания.

То есть в отсутствие постоянного контакта с родными остается второй способ продуктового выживания - ларек. Чем ларек удобен? Сообразительная жена в отсутствие контакта со своим подследственным может перевести деньги на счет тюрьмы, и ты можешь по своему усмотрению использовать сумму на счете. Это удаляет бесконечные тюремные очереди из жизни твоих близких. Ассортимент ларька передается в камеру заранее. Ты подаешь заявление, отмечаешь нужные тебе продукты и получаешь их через день-два. Это удобно и для СИЗО: не надо хранить большое количество продуктов и оборудовать для этого какое-то специальное место. Впрочем, на этом все удобства ларька и заканчиваются. Дальше сплошные минусы.

1. Ларек в Бутырке функционирует раз в месяц, так что купить сразу весь набор необходимых тебе продуктов невозможно.

2. Наценка на некоторые группы товаров доходит до 200–300%, особенно видна накрутка на электротовары, прежде всего на электрочайники, а это вещь в тюрьме крайне необходимая.

3. В тюремных условиях невозможно получить холодильник. Насколько я знаю, такая же проблема и на Матросске (Платон Лебедев даже специально жаловался на это судье). И это несмотря на то, что существует приказ Минюста от 14.10.05 № 189 «Об утверждении правил распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы». В этом приказе есть приложение № 3, которое называется «Порядок оказания дополнительных платных услуг». Это очень интересный документ. Там говорится о том, что я могу получить парикмахера, холодильник и даже «доставку блюд из пунктов общественного питания», а также, например, услуги нотариуса, что вообще в тюрьме вещь первейшей необходимости. Но все это никоим образом не исполняется. Я смог выдать жене доверенность только через полгода после своего ареста за крупную взятку, после чего ни один московский нотариус не взялся ее заверить.

Неясно, кем и как утверждается список продуктов в тюремных ларьках: ассортимент там крайне скудный и приезжает ларек редко. Все это очень странно: ведь могли честно деньги зарабатывать. Непонятно, почему арестанты не могут заказывать еду в столовой Бутырки: несколько раз адвокаты кормили меня прекрасными пирожками из офицерской столовой - почему их нельзя продавать зекам? Такое ощущение, что люди не умеют и не хотят честно зарабатывать, платить налоги с заработков, а хотят только брать взятки - ровно за то же самое, только себе в карман и значительно больше - и нисколько не боятся и не смущаются.

В колонии существуют три варианта обеспечить себя продовольствием. Во-первых, это передачи и посылки (20 кг в месяц). У нас в зоне есть таксофон, с него можно официально звонить родным и заказывать необходимое - как говорят в тюрьме, «насущное». Во-вторых, это тот же ларек, и тоже один раз в месяц. В зоне у осужденных есть определенные ограничения. В обычных условиях содержания можно покупать продукты на один минимальный размер оплаты труда (4330 рублей) плюс можно использовать те деньги, которые зек заработает в качестве зарплаты (за вычетами). У нас на зоне средняя зарплата около 1000 рублей в месяц.

Я содержусь в облегченных условиях, то есть у меня нет ограничений в сумме покупок в ларьке. Сюда ларек тоже приезжает раз в месяц, ассортимент там скудный, хотя в принципе могло бы быть все. Практически невозможно купить никакие овощи: их привозят, но очень мало, и сразу разбирают.

В-третьих - и в-главных, - продукты в зону доставляют курьеры. Это важнейший бизнес местных жителей. Курьеры - это обычно бывшие зеки, которые зарекомендовали себя с положительной стороны (у сидящих), это называется «порядочный контакт». За одну поездку к одному человеку курьер берет 1000 рублей. За один раз он приводит продукты 2–3 осужденным, приезжает в среднем 2 раза в неделю. Конечно, он ездит на своем авто. То есть курьер в среднем получает около $800 в месяц, что для жителя поселка в Тамбовской области хорошие деньги и, заметьте, ничем не облагаемые. К тому же эти люди подрабатывают и извозом - привозят родственников с вокзалов и автостанций и, что важнее, забирают их потом с зоны. Для освободившихся местных жителей это хорошая работа. Плюс это заработок и для тех, кто остается внутри: координаты хорошего курьера просто так не даются, на таких людей налипают посредники внутри зоны.

Есть люди, которые дают себя развести. Я спрямил ситуацию - отодвинул посредника. Да и курьеру так удобнее, для него ведь чем больше клиентов, тем лучше. Хороший бизнес, никак не ограниченный законом: курьер получает деньги от родных почтовым переводом, покупает все сам, не связываясь с чужими передачами и не рискуя передавать запрещенные предметы. Зачем? Ему и так хорошо: маленький, стабильный, законопослушный бизнес.

Следующий пост - о том, как я жил два года без интернета.

От зэков пахнет... деньгами. Естественно, не от всех. Считанные единицы кумулируют густой запах черного нала. А аромат большинства сидельцев настаивается на бюджетном ассигновании. Но абсолютно всех заключенных (и осужденных, и подследственных) объединяет одно - на них, вернее на их содержании, зарабатывают деньги все чины пенитенциарной системы.

О тюрьмах говорят и пишут по-разному, кто-то считает жизнь зэков хорошей темой для юмора, у кого-то главное в тюремных историях - страшилки. Вот недавно одного сидельца привезли в тюремную больничку с уникальным диагнозом: “в анальном отверстии мобильный телефон”. Бедолага прятал в столь укромном месте старенькую “Нокиа”. Извлекать ее оттуда пришлось хирургу. Или вот старушку поймали - сыну пыталась телефон мобильный передать. Пошла на преступление. Но это лишь гарнир к блюду. Проблема гораздо глубже.

Звонок в торбу

30 января сего года в латвийских СМИ появилось сенсационное сообщение: Бюро по борьбе и предотвращению коррупции (KNAB) на территории рижского Централа задержало самого начальника службы безопасности этого весьма закрытого учреждения Юриса Узулиня и его молодого коллегу Валерия. У обоих при обыске обнаружили наркотики, а у надзирателя еще и японский деликатес - суши, которым он хотел порадовать на день рождения одного, скажем так, обеспеченного заключенного. (По неофициальным данным, в передаче, доставленной Валерием, кроме азиатской вкуснятины, найдено 40 таблеток амфетамина и полтора литра спирта).

Вечером того же дня ваши корреспонденты позвонили в... камеру Рижского центральной тюрьмы, чтобы поинтересоваться их житьем-бытьем. И спросили - так, между прочим: нет ли сложностей со связью после секретной операции KNAB?

Наши знакомые разговаривали с нами, как профессора с первоклашками: “В хате две "трубы", конечно, если надо расслабиться - расслабляемся, там кокс (кокаин) загоняем или “Хеннеси”, но в меру. Кто носит? Кони, ну надзиратели..."

Есть анекдот в тему: вылезает из холодильника жирная, вся в складках мышь, мордочка лоснится, набитое брюшко - до колен. В каждой лапке у нее по куску ветчины. Еле-еле ковыляет к норке. Поворачивает лениво голову и видит - мышеловка, заправленная кусочком ссохшегося сыра. Мышь усмехается уголком рта: ”Ну прямо как дети...”

Кони, они же ноги

Надзиратели всегда зарабатывали на заключенных. На обеспеченных, естественно. Передать водку, чай, сигареты, наркоту зэкам через цириков за деньги можно было почти всегда. Жаргонные эпитеты тюремных почтарей - ноги, они же кони - появились десятки лет назад.

В день охранник может оторвать на нелегальном проносе в среднем латов 100, а его официальный месячный оклад - 120. Давно возникла и определенная такса: (с увеличением инфляции расценки повышаются) доставка наркотиков - 50 латов, мобильного телефона -30, а пузырь алкоголя, можно и за червонец передать. К примеру,только в рижском Централе, в среднем, ежегодно изымается до ста мобильных телефонов, а с января по июнь 2003 года их отобрали у тамошних зэков аж 201. Они же не из воздуха материализовались.

У этого бизнеса масса тонкостей. Например, старший опер может каждый месяц заносить “трубу”, а в конце каждого же месяца переправлять ее на волю под предлогом жутчайших обысков. Так что знакомым или родным сидельца ничего не остается, как выплачивать эдакому проныре “аванс и зарплату”. С другой стороны, в камере, где есть такая золотая “труба”, проверяющие не показываются, кто ж с начальником спорить будет.

Кумовья (оперативные работники) в тюрьме имеют привилегированное положение - их не имеют право обыскивать. Им по профессии положено таскать запрещенное - иначе как же они будут вербовать информаторов? Попытались лет десять назад шмонать и кумовьев - так вся оперработа в одночасье треснула.

У кума есть и еще возможность заработать лишнюю копейку - он же распределяет вновь прибывших по камерам. Подсуетятся на воле - подберет коллектив поспокойней. А все остальные - коридорные, дежурные, прогульщики - переносят письма - малявы, гревы, те же телефоны и лекарства и т. д. и т. п.

Кого-то ловит администрация мест заключения - в основном, молодых и бесбашенных сотрудников тюрьмы, кто-то оказывается под колпаком полицейских структур. Но за 2003 год в латвийских тюрьмах было предотвращено всего 25 попыток передачи с воли наркотических и психотропных веществ. И лишь в восьми случаях доказано, что были втянуты работники мест заключения.

Поэтому, хотя общеизвестно, что наказание за такие преступления может достичь десяти лет лишения свободы, все, что нужно для кайфа зэков, несли, несут и будут нести. Впрочем, есть исключения - в Елгавской тюрьме администрация зуб дает, что предать или перебросить им что-то с воли невозможно. Мы перепроверили: и вправду, по словам самих заключенных, по той тюрьме наркотики не гуляют.

Деньги храните в застенках

Странно думать, что несколько младенцев из каждой сотни латвийских новорожденных обязательно (в данном случае статистика не врет) станут преступниками. И уж как минимум окажутся постояльцами государственных гостиниц за колючей проволокой. Вот тот карапуз, голосистый крепыш - может быть, вырастет в мастевого гоп-стопника, а этот спокойный, с внимательными глазами, вдруг да окажется профессиональным мошенником...

Как ни драматично звучит, но число заключенных в латвийских местах лишения свободы устойчиво (колебания в пределах десяти процентов). Так что планировать бюджетные средства на содержание тюрем особого труда не составляет. Как и на реорганизацию всей пенитенциарной системы Латвии. Лишь бы они были, эти деньги.

В тюрьмах Латвии находится постоянно чуть больше пяти тысяч осужденных и почти четыре тысячи подследственных. Эта условная дивизия существует под началом двух тысяч работников управления мест заключения Минюста ЛР. (К слову, в Европе мы находимся на предпоследнем месте по количеству персонала на душу заключенного, в Швеции, например, следующая пропорция: на одного заключенного один работник обслуживающего персонала - а это и врачи, и секретари, и машинистки, и охрана.)

На содержание одного зэка в день из бюджета выделяется около четырех латов. Просим малообеспеченных граждан и жителей Латвии в обморок не падать: из этой суммы, одной среднестатистической зэк-персоне достаются крохи. Остальные деньги дербанятся между всеми составными службами Управления мест заключения по статьям расходов - от зарплаты начальника до ежедневной пайки сторожевой собаки.

В Латвии 15 мест заключения - все места лишения свободы остались с советских времен. В 1991 году советская пенитенциарная система развалилась. Зэки еще в тюрьмах сидели, но заправляли там исключительно уголовные авторитеты. Сейчас про тот беспредел никто не вспоминает, но в 93-95 годах в рижском Централе каждое утро из камер вытаскивали жмуриков - жертв камерных разборок. Впрочем, слово камера следовало бы писать в кавычках. Стены и потолки тюрьмы были частично разобраны, люди преспокойно гостили друг у друга, так что корпуса походили на муравейники.

В 1994 году приехали шведы на экскурсию - чуть в обморок не упали. Вши, клопы, крысы, жуткая перенаселенность камер (иногда мужички спали по очереди). И абсолютная анархия.

Вот как о том времени вспоминает бывший начальник Департамента мест заключения Станислав Покшанс: "Единственное верное решение в тот период - разделение заключенных на малые группы и изоляция наиболее опасных. Плюс вводилась гибкая система наказаний и поощрений: чем лучше себя ведешь, тем больше льгот и свобод. Реформа не просто была необходима, без нее не было бы и тюрем. В 1994 году из Парлиелупской тюрьмы сбежало сначала 87 заключенных, а чуть позже - более ста, через один и тот же подкоп. Из Гривской тюрьмы в Даугавпилсе - шестнадцать человек. И в 1995 году мы решили перейти на камерную систему, принятую на Западе".

Иностранные специалисты удивлялись: “Почему вы вкладываете такие бешеные деньги в реконструкцию старых тюрем? Ведь дешевле построить новые...” Не понимали они, болезные, что при любой реконструкции дополнительные нули в проектной стоимости появляются как бы из воздуха, материализуясь в итоге в весомый профит не только проектировщиков.

Следственный изолятор тюрьмы Матиса (так называемой ментовской зоны). Его переоборудовали из старого производственного цеха, надстроив один этаж. Реконструкция здания обошлась в 870 тысяч латов и велась в основном силами самих зэков. Постройка действительно впечатляет. Особенно выполненный из заграничного кафеля фонтанчик на лестничной клетке. Другое интересно, девятый год в Латвии на обновление тюрем бюджетом выделяется по полтора миллиона латов. А приехал комиссар Совета Европы по правам человека и изумился: в некоторых учреждениях, по его мнению, человека вообще нельзя держать - например, в больнице Центральной тюрьмы.

Можно ли заработать на зэке?

В советское время на всех зонах осужденные работали. Примерно 87 процентов сидельцев вкалывало на родную страну, покрывая трудом все затраты на свое содержание. Тогда основные средства производства - станки, линии - принадлежали государству. Кое-какие цеха сохранились и сейчас, в Матиса, в Елгавской и в Валмиерской тюрьмах – деревообработка, в Ильгюциемской женской и Брасе - швейное производство, в Шкиротаве - металлообработка. Разорились и полностью исчезли только те, кто работал в кооперации с флагманами латвийской индустрии - ВЭФом и “Радиотехникой”.

Да, на зэках всегда зарабатывали, но в нынешней ситуации не все так просто: например, несколько тюрем, в частности Ильгюциемская, находятся на частной территории. Хозяева справедливо требуют арендную плату за землю - без малого 250 тысяч латов в год. При таких издержках выйти на рентабельность нереально.

В 1995 году, когда прощупывали возможные пути реорганизации латвийских тюрем, Станислав Покшанс предложил построить частную тюрьму. Мировой опыт (а частные тюрьмы есть в Швеции, США, Великобритании, Австралии) показывает, что бизнесменам удается тратить на их содержание процентов на 10-15 меньше, чем государству.

Но что такое частная тюрьма? Стереотип такой: богатый человек садится в тюрьму и оплачивает свое шикарное проживание. Чем больше он платит, тем лучше там живет. Но это миф.

Представим, что государство решило отдать Гривскую тюрьму на обслуживание частным предпринимателям. Объявляется конкурс, разрабатываются его условия, и частные фирмы, независимо от того, были ли они раньше связаны с этим видом бизнеса или нет, представляют свои проекты на обсуждение специальной комиссии. Одно из основных требований - это бюджет, в рамках которого арендующая тюрьму фирма сможет удовлетворить все вводные из реестра государственных требований.

Установочные данные: тюрьма на 500 человек. Они должны содержаться в таких-то и таких-то условиях. Одна фирма предлагает содержать заключенных за 10 миллионов латов в год, а другая - за 12. Естественно, комиссию устраивает первый вариант, она заключает с первой фирмой договор, и тюрьма становится частной. В договоре оговариваются все нюансы, вплоть до времени вывода заключенных на прогулку и калорийности их обеда. Заключенные в частной тюрьме не должны ни на йоту содержаться хуже, чем в государственной. А чтобы фирма не надула государство, в частных тюрьмах находятся наблюдатели - представители госструктур.

В конце 90-х в Латвии, к слову, нашелся предприниматель - Гдалье Бимбат. Он приобрел землю под Куправой, получил разрешение на строительство тюрьмы у местного самоуправления. Инфракстуртура данного района идеально подходила для специального учреждения. К участку была даже проложена железнодорожная ветка. Бимбату не только удалось разработать макет исправительного учреждения, соответствующий гостам Европейского союза, а также найти инвестора, но и договориться с руководством Департамента мест заключения.

Но люди предполагают, а кокретные дяди в кабинетах с видом на Кафедральный собор располагают. Проект бесцеремонно завернули. Рассказывает г-н Бимбат:

Появление частных тюрем могло бы решить как минимум две серьезные проблемы. Во-первых, с государства частично были бы сняты обязанности по содержанию тюрем. Во-вторых, произошла бы экономия средств налогоплательщиков. Идея частных тюрем вполне успешно реализована во многих странах мира. Великобритания опробовала этот рецепт во времена Маргарет Тэтчер, когда приватизировалось все что можно. Опыт понравился, бюджет вздохнул легче - приватизированные тюрьмы обходятся казне дешевле на 13-22%, чем государственные, при этом по большинству показателей они находятся либо на том же, либо на более высоком уровне. На мой взгляд, нашим госчиновникам не хочется делиться миллионами латов, выделяемых на содержание тюрем, с частными предпринимателями.

Проект Бимбата остался на бумаге, потому что, как он сам считает, Станислава Покшанса сменил на посту Витолд Захарс. Он и его команда считали, что схема частной тюрьмы может успешно работать только в экономически развитом государстве, где никакому премьер-министру не придет в голову в середине года урезать бюджетные отчисления. И где никакими приказами свыше не заставить взять 501-го заключенного, если она рассчитана на 500 посадочных мест. Как, например, у нас - в Олайнской открытой тюрьме лимит 100 человек, а содержится 330.

Внешне эти аргументы весьма основательны. Но тот же Гдалье Бимбат - предприниматель, а это значит, что свою выгоду он получил бы. Как? Это его ноу-хау. Главное, что оно не конфликтует с законом, как «хау-ноу» тех же чиновников, причастных к реконструкции тюрем: сэкономив, условно говоря, на штукатурке и унитазах, они за счет бюджета постарались обеспечить себе сытую старость.

Инвестиции бизнесмена Клопа

О ныне покойном авторитете Янисе Кальве вспоминают сегодня по-разному. А вот зэки Парлиелупской тюрьмы, каждый день занимаясь в спортивном комплексе, созданном на его деньги, говорят о нем с огромной благодарностью (к слову, многие камеры Централа тоже отремонтированы за его счет). "Греть" тюрьмы на всей территории бывшего Советского Союза всегда было делом воровской кассы. До сих пор, по рассказам зэков, в Лиепайской тюрьме и в "Белом лебеде" (Даугавпилс) местные общаки передают, с разрешения администрации, так называемый кешер: чай, сигареты, еду. Сегодня для огромной массы сидельцев это выход, потому что «европейская» инициатива предыдущего министра юстиции Ингриды Лабуцкой по запрещению передач для осужденных и подследственных привела практически к гуманитарной катастрофе: многие зэки вынуждены были голодать, ибо цены тюремных магазинов по зубам только богатеньким.

На секундочку госпожа министр забыла, что европейских арестантов кормят так, как у нас питаются представители среднего класса.

У нашей редакции в разных тюрьмах республики есть свои информаторы. Приходят в редакцию и люди, недавно освободившиеся. И мы из лоскутков-рассказов пытаемся составить целостную картину. А она горестная.

Мы стали кровняк (пища, предоставляемая арестантам государством) проверять, чтобы администрация не крысила. Ну и выяснилось - и рыбы, и мяса - половина от нормы. Так меня отметелили до полусмерти, а затем бросили в "трюм". Уже четвертый месяц со шконки встать не могу, - рассказал нам по телефону заключенный Екабпилсской тюрьмы Сергей Седов.

На Западе давно поняли, что если процент преступников на душу населения снизить почти невозможно, то уровень жестокости при совершении насильственных преступлений - вполне реально. И с рецидивом бороться можно. Главное, не увеличивать количество озверевших сидельцев в экстремальных условиях неволи.

Поймут ли эту простую истину латвийские власти? Им не дано предугадать, вырастет ли из маленького крикуна гоп-стопник, а из молчаливого - кидала. Но у них, у властей, есть возможность создать в тюрьмах достаточно человеческие условия, чтобы бывшие зэки на свободе не чувствовали бы себя разведчиками во вражеском тылу. Для этого не обойтись только бананами на завтрак и йогуртами на обед, необходимо поменять, в первую очередь, психологические установки для всех чинов системы мест заключения. Чтобы они а) не относились к заключенным как к пойманным диким животным и б) не относились к собственной службе как к доходному бизнесу. И все у нас тогда будет в соответствии с лучшими европейскими стандартами...

МОСКВА, 21 авг — РИА Новости, Лариса Жукова. Около тысяч россиян отбывают наказание в местах лишения свободы — по этому показателю наша страна занимает второе место в мире после США. Несмотря на это российская пенитенциарная система остается довольно закрытой: о жизни заключенных известно не так много. Корреспондент РИА Новости записала монолог одного из арестантов — автора Telegram-канала "Подвал" , пожелавшего остаться анонимным.

О лагере

Я еще очень молод. Обычный парень из типичной семьи, учился на инженера в техникуме, оставался год. Почти сразу как появилась "возможность" сесть в тюрьму на строгий режим, я тут же ей "воспользовался". Наказание отбываю недалеко от Москвы. Без разницы, как меня называют, — "заключенный", "зэк", "арестант". Ничего не меняется: как сидел, так и сижу.

Моя история связана с неосмотрительностью, даже глупостью. Без наркотиков она не обошлась. Почти половина заключенных — со статьей 228 УК РФ ("Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов". — Прим. ред.). Недаром ее называют "народной". Вместо того чтобы лечить наркоманов, лишают свободы на долгие годы.

Лагеря делятся на "красные" и "черные". В "красных" власть — в руках администрации: телефоны и "вольные" вещи разрешены только "приближенным". Там практикуют бессмысленное насилие: например, к лому приваривают канализационный люк, чтобы получилась своеобразная лопата, и отправляют "ловить снежинки".

В "черных", помимо администрации, есть "блатные". Можно найти все: телефоны, игровые приставки, ноутбуки, алкоголь и даже наркотики. Около пяти лет наш лагерь был таким. Большая часть зоны не посещала столовую: каждый день жарили шашлыки, ходили где угодно, словом, "брод-ход". Был и отдельный барак, где гнали самогон.

Но после смены руководства пошло "закручивание гаек". Среди сотрудников уволили всех, кто когда-то имел даже условную судимость. Стал приезжать ОМОН. Везде поставили камеры видеонаблюдения. Ручную кладь запретили — выдают прозрачные сумки. За алкоголь можно попасть в изолятор на 150 дней, а за наркотики — на 300 с возможностью увеличения срока. Мы перестали ходить в одиночку и без "мойки" (лезвия от бритвенного станка).

О деньгах и расходах

В тюрьме сидеть не так дешево, как кажется на первый взгляд. Во-первых, услуги адвоката: от 500 рублей до нескольких миллионов. Во-вторых, посылки и передачи: каждые два месяца — по пять тысяч минимум без учета стоимости сигарет. В-третьих, нужно платить за длительные свидания. В-четвертых — расходы на улучшение жилищных условий.

У каждого заключенного свой счет в бухгалтерии, который "путешествует" вместе с личным делом. Туда приходят пенсии, зарплаты и переводы от друзей и родственников, его используют для покупок в местном магазине и оплаты штрафов за нарушения. Ограничение — девять с половиной тысяч рублей в месяц. Иногда оплачивают услуги фотографа, чтобы отправить снимки родным: обычно снимают около церкви, это самое красивое место в лагере.

В бараках постоянно тратятся на уборку и чай, конфеты и сигареты для тех страдальцев, которые попадают в карантин, изолятор или больницу. Поэтому здесь своя "налоговая система": скидываемся каждый месяц в общий мешок, который находится в "блатном" углу в каждом бараке. Сумма устанавливается индивидуально в первую неделю. Обычно это тысяча рублей. С мелких наркоторговцев берут около трех тысяч. Те, кто попал за изнасилование, доплачивают больше, чтобы их не трогали.

Есть и "добровольно-принудительные" сборы: за провоз запрещенных вещей и за мобильную связь с тех, у кого есть телефон, — по 500 рублей.

Большая часть переводов проходит через интернет-кошельки, которые есть почти у каждого: достаточно мобильного номера. Криптовалюта не используется — слишком сложно. Порой суммы отправляют в тюрьмы для особо опасных преступников, например во Владимирский централ.

Сам телефон — отдельная статья расходов. Он попадает тремя путями: через сотрудников, заезжающие машины и "вбросы", поэтому стоит в два раза дороже, чем на свободе. Охота за средствами связи ведется всегда. За телефон можно не только лишиться крупных сумм с интернет-счета, привязанного к номеру, но и попасть в изолятор на 15 суток и получить статус "злостного нарушителя" — до восьми лет дополнительного надзора.

О заработках

В почете различные умельцы. Одним заключенным нужны четки, нарды, шахматы, картины. Другим — юридическая поддержка в написании апелляционных и кассационных жалоб. Третьим — ремонт телефона или зарядки. За все эти услуги заключенные готовы платить друг другу. Фиксированные цены не принято устанавливать, и каждый благодарит по-своему.

Некоторые особо красноречивые находят "заочниц" — девушек, которые готовы их ждать и переводить им деньги. Удержать внимание, когда находишься за решеткой, — это талант, поэтому нельзя сказать, что это массовое явление. Были случаи и браков с новыми знакомыми на зоне. Когда два одиноких сердца находят друг друга, никакие заборы их не останавливают.

Слово Божье и казенный дом: легко ли быть священником в тюрьме 31 октября отмечается день сотрудников СИЗО и тюрем России. РИА Новости поговорили с нетипичным сотрудником СИЗО, со старшим священником церкви в Бутырской тюрьме, отцом Константином, о тонкостях его службы и раскаянии заключенных.

Отдельная золотая жила для общака — это игры. За каждую партию платят, вне зависимости от выигрыша или проигрыша, около 15 рублей. Чаще всего играют в кости, карты и нарды. Шахматы и нарды разрешены, карты — нет, но их легко спрятать. Особо удачливые попадают на невезучих с деньгами, и их выигрыш может приблизиться к шестизначной сумме.

Я сам не играю: это не мое. Зарабатываю другими способами: пассивный доход от сделанных инвестиций составляет около десяти тысяч в месяц. До изъятия телефона я пытался торговать на Форексе, но не успевал следить за всеми фундаментальными событиями и новостями и бросил. На бирже играть не получается: то нет нужной "свободной монеты", то тормозит сайт, то нужна регистрация с фотографией.

Сейчас осваиваю криптовалюты. Инвестирую в интересные и долгие проекты. Коплю на "подушку безопасности", которая на свободе принесет больше пользы. Дохода от ведения блога у меня пока нет: читаемость нестабильная.

О кастах, времени и побеге

Единственное, что из тюремных стереотипов более-менее сохраняется, — касты. Это "блатные" (с привилегиями), "козы" (занимающие административные должности вроде библиотекаря и сотрудничающие с администрацией), "мужики" (обыкновенные заключенные), "шерсть" (обслуживающий персонал) и "петухи" (низшая каста).

В основном все они из неблагополучных семей и богом забытых мест, где молодежи нечем заняться. В отсутствие вариантов "выбиться в люди" употребляют алкоголь и наркотики, и это приводит к печальным последствиям.

Главный враг в тюрьме — это время. Его идеальный "убийца" — телефон с мобильным интернетом, окном в большой мир. Но после тотальных проверок телефоны изъяли, и жизнь на бараке стала монотонной.

Телевизор здесь работает весь день, но выбор скуден: в лучшем случае — десять каналов, чаще — три. В основном показывают новости. Многие стали заниматься спортом, кто-то пошел работать, чтобы скрасить свой досуг. Самый популярный вариант — промзона: денег не заработаешь, но килькой в банке чувствовать себя перестаешь.

Про побег мы не говорим. Здесь не считают "побегушников" героями — героев в тюрьму не сажают. Тех, кто сбегает без причин и портит положение всего лагеря, могут вообще отправить к "петухам". Хотя из лагеря сбежать несложно.

Но скрываться придется всю жизнь. В крупных городах лучше не появляться — технологии легко выдадут местоположение. На побег за границу нужны деньги. А жить отшельником в лесу в надежде, что не обнаружат, значит не расслабляться ни на минуту: может развиться мания преследования.

О будущем

В момент, когда мне на руки надели наручники, казалось, что это недоразумение, ведь такого не могло со мной произойти. Все планы на будущее, которые я строил еще несколько минут назад, кардинально изменились.

Сначала я цеплялся за последние нити: рассчитывал, что на первом суде отпустят под подписку или домашний арест. В СИЗО надеялся, что вердикт судьи будет в мою пользу, максимум дадут условный срок. Но, увы, оправдательных приговоров практически не бывает, и статья была тяжелой.

Я попал сюда по своей вине, за свою глупость. Но оказавшись здесь, узнал, какова моя настоящая цена в глазах окружения без "фантиков" в виде социального положения и хорошей работы. Я остался как будто голым. Из всех родственников и друзей остались всего несколько человек, которые до сих пор беспокоятся за меня и всячески поддерживают. Не знаю, что бы я без них делал.

Скорее всего, я не буду продолжать учебу. Во-первых, с судимостью могут не взять обратно, а во-вторых, радиотехника — не мое. Работу я хочу связать с информационными технологиями. Если получится, освою основы прямо здесь, в тюрьме. Благо пока есть возможность выхода в интернет.

Попадание в тюрьму приводит не только к ограничению свободы, но к невозможности выполнять финансовые обязательства. Что происходит со сбережениями и долгами в этом случае?

Никаких специальных правил для людей, попавших в тюрьму, в России не существует, рассказывает юрист компании «Хренов и Партнеры» Роман Беланов. Отношения в сфере исполнения наказаний регулируются Уголовно-исполнительным кодексом . Однако особенности взаимоотношений заключенных и их должников и кредиторов в этом документе никак не прописаны. Поэтому выводы о финансовых правах и обязанностях попавших в тюрьму людей юристам приходится делать, исходя из общих норм гражданского законодательства.

Вклады

Законодательство никак не ограничивает права вкладчиков-заключенных, говорит Беланов.

«С банковским депозитом ничего не происходит. Вклад будет действовать до окончания срока. Банк должен хранить деньги и вернуть их по требованию гражданина», — объясняет Беланов.

Другое дело, что сам заемщик-заключенный не может самостоятельно забрать вклад и проценты. В этом случае денежными средствами, находящимися на депозите, могут распоряжаться доверенные лица, говорит руководитель розничного блока группы СМП Банка Роман Цивинюк. Ими могут быть как родственники, так и любые другие лица. Главное условие — наличие доверенности.

В теории ее можно оформить в любой момент, даже во время отбывания наказания. Это право гарантирует закон «О нотариате» . Если человек находится под домашним арестом, он должен обратиться с такой просьбой к следователю. В исправительных учреждениях роль нотариуса может исполнить начальник этого учреждения, отмечает управляющий группы компаний «Гордейчик и партнеры» Алексей Гордейчик. Согласно статье 185.1 Гражданского кодекса доверенности, которые удостоверены начальником места лишения свободы, приравниваются к нотариально заверенным. «Кроме того, доверенность можно оформить через нотариуса, который ходит в тюрьму», — говорит Гордейчик.

В реальности оформить доверенность непросто. Бывший заместитель начальника юридического управления нефтяной компании ЮКОС Светлана Бахмина, осужденная в 2006 году по обвинению в присвоении имущества компании и уклонении от уплаты налогов, рассказывает, что в колонии наблюдала трудности с оформлением документов. «Доверенности заверяются начальником того учреждения, в котором ты находишься, — говорит Бахмина. — Поскольку это не отношения клиент-заказчик, как с нотариусом, а отношения административного плана, есть вероятность, что делать это будут долго или вообще откажут».

Председатель движения «Бизнес Солидарность» Яна Яковлева советует по возможности заранее оформлять все доверенности.

«При малейшем намеке на то, что началось уголовное преследование, нужно сделать максимальное количество действий , — говорит она. — И даже если вы невиновны, в сейфе должен лежать набор доверенностей».

По словам Яковлевой, доверенность, оформленная в тюрьме, автоматически портит репутацию клиента.

«Для банков это очень важно. Дело может урегулироваться до суда, а с получением кредитов в дальнейшем могут быть проблемы», — объясняет Яковлева.

Если по истечении срока вклада его никто не обналичил, то деньги продолжают храниться на счетах гражданина до момента его освобождения. Если в договоре не была предусмотрена автоматическая пролонгация, то деньги перечисляются на текущий счет клиента, по которому действует ставка до востребования, объясняет Цивинюк. По данным «Банки.ру», в российских банках ставка до востребования составляет от 0,01 до 1,5% в рублях.

Кредиты

«Для человека, обремененного кредитами, попасть в тюрьму на длительный срок и даже оказаться в следственном изоляторе на пять-шесть месяцев, — это финансовый крах», — говорит Алексей Гордейчик. Действующее гражданское законодательство не предусматривает, что нахождение гражданина в тюрьме (правильный юридический термин — арестован до приговора суда или осужден к наказанию, связанному с лишением свободы) влияет на его обязанности по банковскому долгу. То есть от выплат по кредиту заемщик не освобождается, поясняет Беланов.

Погашать заем из заключения невозможно из-за запрета на использование компьютеров и мобильных телефонов. Поэтому, даже если у арестанта и есть деньги на счету, проводить платежи через интернет или мобильный банк не получится. Единственный выход — поручить доверенному лицу выплачивать кредит, рассказывает Роман Цивинюк.

У бывшего начальника одного из производственных участков РЖД Максима Блинкова, осужденного на полтора года за коммерческий подкуп, до заключения его в СИЗО был оформлен кредит. Кроме того, во время задержания шел процесс продажи квартиры, которая досталась ему в наследство от бабушки. «Часть денег за квартиру успела прийти, когда я был на свободе, часть — после, — рассказывает Блинков. — Нужно было завершать сделку и гасить полученными деньгами кредит. В тот момент я вспомнил, что какое-то время назад давал одному дальнему родственнику доверенность. В ней было указано, что он может совершать финансовые операции, и таким образом мне удалось завершить сделку и погасить кредит».

Если доверенного лица не найдется, то заключенный начнет считаться неплательщиком. За просрочки по выплатам будут начислять штрафы.

«Если обязательства по кредиту не будут выполняться, то банк будет вынужден обратиться в суд», — говорит Цивинюк. Если у заключенного был созаемщик по кредиту, то ответственность автоматически перекладывается на него — именно с него банк будет требовать вернуть долг. «Если у заключенного оформлена ипотека, то квартиру банк забирает, — говорит Алексей Гордейчик. — То же относится и к оформленным в кредит автомобилям».

Смягчить последствия арестованный может, сообщив банку о том, что больше не может платить по кредиту. «В заявлении кредитной организации нужно указать, что возникло форс-мажорное обстоятельство , которое является основанием для приостановления исполнения обязательства заемщика, — рассказывает Роман Беланов. — Если банк и обратится в суд, то существует очень большая вероятность, что сам долг взыщут, но от уплаты процентов за его обслуживание во время нахождения человека в тюрьме освободят».

На практике ситуации с заемщиками, в отношении которых избрана мера пресечения свободы, рассматриваются индивидуально, на основании их заявлений в банк или обращений их представителей, говорит директор департамента розничного кредитования МКБ Александр Шорников.

Собственность

Попадание в тюрьму не лишает человека права собственности: после выхода на свободу бывший заключенный сможет спокойно распоряжаться всем своим имуществом. Однако с квартирой могут возникнуть проблемы. Все дело в процедуре регистрации. При попадании в места лишения свободы заключенный в принудительном порядке получает там временную регистрацию, поясняет Беланов.

До 1995 года сонаниматели имели право выписать осужденного из жилья, но Конституционный суд признал эту практику неконституционной. Теперь смена места проживания не является основанием для снятия с учета по месту жительства, обнадеживает Гордейчик. Впрочем, у этой нормы есть негативные последствия — даже находясь в тюрьме, человек обязан платить за ЖКХ. Если управляющая компания подаст в суд на заключенного и выиграет, то судебные приставы будут взыскивать долги за ЖКХ из его имущества и 50% от имущества супруга.

«Если квартира находится в соцнайме, то арестанта могут выселить в более ветхое жилье, при этом за ЖКХ он все равно остается должен», — подводит итог Гордейчик.

Из материалов всероссийской общественно-политической газеты ФСИН России «Казённый дом» я узнал, что американский финансовый аферист №1, старина Мейдофф организовал в тюрьме локальную монополию на горячий шоколад. Для отечественных лагерей это продукт экзотический - трудно представить зэка, греющего руки об алюминиевую кружку с горячим шоколадом во время перерыва на лесоповале в окрестностях посёлка Чиринда . Мэйдофф скупает весь товар в тюремном магазине и продаёт с дополнительной наценкой (часть продукции, вероятно, направляет на увеличение лояльности тюремных группировок - расходами на безопасность пренебрегать нельзя). Спекулирует то есть. А выражаясь великомогучим - думает. Такая возможность не противоречит законодательству США.

А что у нас? Неужто и тут мы отстаём от загнивающего Запада? Успокою взволнованную общественность. С предпринимательством в старом добром ГУЛАГе всё хорошо. Можем и самого Мейдоффа кое-чему научить. Правда, заработать деньги в отечественной тюрьме, не нарушая закон, невозможно. А что возможно - деньгами назвать стыдно. Даже теоретически возможную легальную схему можно провернуть, лишь коррумпировав тюремное руководство. Это простецкая, но всё же нарушающая закон задача. Прочих способов заработать - миллион и ещё несколько. Я остановлюсь на основных и расположу их в порядке убывающей криминогенности.

Рэкет

Если кто-то неаккуратно занимался оборотом наркотиков в больших объёмах или мошенничеством в крупном размере, то знает, что в тюрьме его ждут особенно. Таких сидельцев при содействии и материальной заинтересованности администрации помещают в СИЗО в специальные камеры, постояльцы которых убеждают вновь прибывших, что они должны «уделить внимание общему». Ничего такого в этом нет. Любой порядочный арестант направляет взносы в, так скажем, профсоюзную казну, но их размеры не фиксированные. Всё делается «по возможности». И вообще, дело это сугубо добровольное. Однако новичок без связей в криминальном мире не всегда об этом осведомлён. Попав под давление зэков, с одной стороны, и сотрудников ФСИН - с другой, «внимание» он, как правило, «уделяет» в суммах, которые исчисляются сотнями тысяч или миллионами рублей. Всё зависит от возможностей.

Казино

Игра - понятие важное. Играют везде, а некоторые этим живут, имея своеобразную «масть» игровых. Игровые обороты в тюрьме потрясают воображение. Некоторые, попав в застенок, проигрывают бизнес, жильё, автомобили. Соответственно, кто-то выигрывает.

Определённый процент от игрового оборота отчисляется в воровской общак, поэтому чистота процесса и соблюдение установленных правил - объект пристального контроля со стороны уголовных авторитетов. В каждом исправительном учреждении есть свой смотрящий за игрой (в зависимости от численности контингента и объёма игр их может быть несколько). Он выступает арбитром, устанавливает потолок ставок, а также удостоверяет платёжеспособность игроков. Вне зависимости от того, состоялся ли игровой расчёт, отчисления в воровскую казну должны быть осуществлены в установленном размере - это как раз зона ответственности смотрящего.

Как говорится, карточный долг - долг чести. В тюрьме это надо воспринимать буквально. Зэк, не осуществивший выплату в срок, получает неприятный статус «фуфлыжник». Это социальное днище. Никем хуже фуфлыжника в тюрьме стать невозможно. Если не выплативший долг становится личным рабом выигравшего, это можно считать благополучным исходом.

Борьба администраций колоний с азартными играми носит многолетний и бесполезный характер. Игра - это неудалимый атрибут криминальной романтики и может быть искоренена только одновременно с самим воровским движением (то есть не может быть искоренена). Правилами внутреннего распорядка исправительных учреждений отдельными пунктами запрещаются карты и любые азартные игры, имеющие своей целью наживу. Играющих особо рьяно подвергают взысканиям и ставят на профучёт. В таком случае к фамилии и номеру отряда на нагрудном знаке осуждённого добавляется диагональная полоса и комментарий «склонен к азартным играм». Может ли это остановить того, кто готов сорвать большой куш? Я так не думаю!

Играют везде. Некоторые, попав в застенок, проигрывают бизнес, жильё, автомобили

Помимо карт играют во всё, где можно делать ставки. Развитие смартфонов и их проникновение в места заключения привело к тому, что гигантская часть зэков играет на всевозможных тотализаторах. Кое-где в колониях устраивают регулярные турниры с низким потолком ставок. Это скорее благотворительное действо - основная часть банка направляется на материальную подпитку зэков, сидящих в больницах, карцерах, помещениях камерного типа, и прочим категориям страдальцев.

Барыжий движ

Вернёмся к тому, с чего начали, - к спекулянтам, или «барыгам» в застеночной терминологии. Предлагаемый ими ассортимент поистине грандиозен и может включать:

Предметы, изъятые или ограниченные в гражданском обороте (типа наркотиков или оружия);

Предметы, запрещённые в исправительных учреждениях вроде молотков и средств связи;

Продукты, предназначенные для организации питания з/к и выкупленные у хозобслуги столовой. Понятное дело, хиты продаж - сахар и дрожжи. И тут барыга может превращаться в бутлегера;

Продукты питания и предметы первой необходимости.

На последнем пункте остановлюсь подробнее. Стоимость товаров у тюремных спекулянтов существенно выше, чем в тюремном ларьке. Например, лапшу быстрого приготовления при стоимости 19 рублей могут продавать за 45. Каким же образом барыги выигрывают конкурентную борьбу с ГУПами ФСИН? Это позволяют делать следующие преимущества:

Возможность приобретать товары 24/7 и вне графика - по закону зэку отводятся определённые дни;

Разнообразие способов оплаты, в том числе и в рассрочку, - официально можно оплачивать только из средств на лицевом счёте осуждённого;

Государство ограничивает размер денежных средств, которые з/к могут потратить на приобретение еды, спекулянты - нет.

С предпринимательством в старом добром ГУЛАГе всё хорошо. Можем и самого Мейдоффа кое-чему научить

Размах деятельности барыг зависит от степени коррупционной вовлечённости администрации. Где-то в бараках можно увидеть настоящие супермаркеты, где-то тайком продают только наркотики и мобильные телефоны.

Отдельно стоит сказать о сигаретах - своеобразной тюремной валюте (процент курильщиков тут близок к 100). Борьба за здоровье нации и рост акцизов на табачную продукцию конкретно увеличили долю контрафакта на российском рынке. В основном он прячется под личиной белорусской и казахской продукции и на воле стоит 30 рублей за пачку против 60 за самые плохонькие легальные сигареты. Ну и вот простая математика. Стандартный вес передачи - 20 кг, что позволяет получить в зону 800 пачек сигарет с закупочной стоимостью 24 000 рублей и реализовать их почти моментально за 40 000 рублей.

Отношение зэков к спекулянтам двоякое. С одной стороны, барыги - арестанты «непорядочные», так как наживаются на других. С другой - очень удобно, что они есть. Поэтому, балансируя между администрацией и неформальными лидерами, умасливая и тех и других и обеспечивая приемлемый уровень цен, чтобы избежать социального взрыва, спекулянт и несёт предпринимательский крест через свой срок.

Маклёры

Некоторые умельцы промышляют производством сувенирной продукции типа чёток, шкатулок, нард и т. д. Изготавливают их в основном из сворованных материалов, но иногда и делают из материалов на заказ. В этом случае стоимость сырья оплачивают отдельно. Забавно, что по понятиям в таком обороте отрицается предпринимательский дух. Считается, что продукт делается «от души», а оплата и не оплата вовсе, а «благодарность», размер которой зависит от «возможностей». На самом деле это лукавство, так как, например, все знают, сколько сигарет надо отдать за чётки определённого качества. Такое понятийное отрицание обосновывается тем, что цель сделки - нажива. А наживой живут барыги (см. «Барыжий движ»).

Хотя любой товарооборот между зэками запрещён, кустарей, или маклёров по-тюремному, администрация не подвергает особым гонениям из-за безобидности их занятия. Маклёрством денег особых не заработаешь, но на «покурить и заварить» всегда хватит.

Доить промку

Считается, что после заката того периода нашей истории, когда всё колоссальное в народном хозяйстве возводилось руками зэков, продукт, производимый зонами, потерял свою конкурентоспособность и нет ему места в рыночной экономике. На самом деле это не совсем так.

Кое-где, конечно, трудовые предприятия (aka промка) не работают на радость зэкам, но это вопрос не потребительских свойств выпускаемой продукции, а пофигизма ФСИН. Вообще говоря, местные администрации не сильно заинтересованы в развитии своих предприятий, так как все доходы направляются в федеральный центр, а расходы остаются на месте. Но там, где промка работает, её активно используют для обогащения различные начальники, отгружая продукцию налево или получая откат от покупателя за заниженную себестоимость.

Размах деятельности барыг зависит от степени коррупционной вовлечённости администрации. Где-то в бараках можно увидеть настоящие супермаркеты

Понятное дело, что сейчас качество у зэк-продукции поганое - низкая эффективность рабского труда очевидна. Не то чтобы труд совсем уж рабский, но очень близок к этому: средняя зарплата менее 1 МРОТ, да ещё и до 75% заработка зэк обязан направлять на компенсацию своего содержания. Но тут есть мощное поле для оптимизации. Зная ситуацию изнутри, можно повысить качество производимых товаров, обеспечив стимулирование работников (тут белорусы со своими сигаретами очень пригодятся), а вступив в коллаборацию с администрацией, обеспечить заключение контракта со своей посреднической компанией. Так действительно можно подзашибить хорошую деньгу, но об уважительном отношении криминального сообщества можно забыть. Зарабатывая на бесправных арестантах и водя дела с администрацией, «порядочным» быть не получится.

Дистанционное управление

Ничто не мешает управлять собственным бизнесом, находясь в тюрьме. Законом участие з/к в гражданско-правовых отношениях почти не ограничено. Всё, что для этого нужно, - оставаться на связи. Теоретически это можно осуществить и в полностью легальном русле: у осуждённых есть право на телефонные и видеозвонки (при наличии технических возможностей) до 15 минут с одним абонентом в день и без ограничения их количества. Деловую документацию можно получить в любом объёме, так как переписка, хоть и цензурируется, но не лимитируется. Хоть ежедневно на свидание может приходить адвокат или иное лицо, осуществляющее юридическую помощь. Этих каналов связи достаточно, чтобы осуществлять контроль за уже работающим бизнесом. Но, конечно, удобства тут мало, и оперативное управление осуществлять не удастся, не говоря уже о том, что администрация посредством аудиоконтроля переговоров и цензуры переписки будет в курсе всех коммерческих тайн.

Ничто не мешает управлять собственным бизнесом, находясь в тюрьме. Законом участие з/к в гражданско-правовых отношениях почти не ограничено

Я ни разу не слышал, чтобы это работало хоть где-то. Кроме того, групповые объединения по упомянутой инструкции возможны в форме ТОО, а товариществ с ограниченной ответственностью у нас не существует уже года так 23. Но, вообще говоря, идея более чем здравая. В соответствии с положениями уголовно-исполнительного законодательства стимулирование уважительного отношения к труду - один из важнейших методов исправления преступников. Сейчас уважительное отношение стимулируют очень своеобразно: работающие на сдельной оплате на производстве выполнить норм не могут и получают (буквально) единицы рублей за месяцы работы. Те, кто трудится по повременной ставке, зачастую нигде не числятся и не получают ничего, фактически работая за благосклонное отношение администрации и возможность освободиться по УДО.

Стимулирование индивидуального предпринимательства в тюрьме могло бы обеспечить ресоциализацию преступников, выход части тюремного предпринимательства из тени и компенсировать расходы на содержание зэков, снизив нагрузку на федеральный бюджет. Всё зависит от инициативы функционеров ФСИН на местах и в федеральном центре. Нужно ли им это? Чтобы ответить на этот вопрос, послушайте байку, которую мне рассказали про одного начальника пермской колонии. Он заставил зэков сколотить ему из досок танк, а потом возить его пьяного на нём по колонии.

Фотография на обложке: Павел Бедняков / ТАСС