Книга: Михаил Эпштейн «Sola amore. Любовь в пяти измерениях

Юные актёры показали настоящую страсть в спектакле "Юная любовь в пяти театральных измерениях", которая отображает сразу пять театральных школ: театра Диониса (Древняя Греция), театра Кабуки (Япония), Театра дель арте (Италия), театра Бертольда Брехта (Германия) а также системы Станиславского. Причём всё это происходит не прерывая священного театрального действа


Это, можно сказать, некий театральный урок, рассчитанный на молодое поколение, который призван показать развитие театральной школы от Древней Греции до наших дней. И через призму этого развития показывается великая трагедия Шекспира.

Интервью режиссёра спектакля "Юная любовь в пяти театральных измерениях" Светланы Горшковой

02.

Итак, начинается всё с Древней Греции, где театр статичен, маски похожи. Тут можно было бы сделать так. чтобы и женские роли играли мужчины, как это было в Древней Греции, дабы подчеркнуть историческую подоплеку спектакля

03.

Театр Кабуки переносит нас в Японию. И это самое красочное действие. Маски, день, ночь, свет - всё завораживает. Игра актёров становится таинственной. как краски загадочного Востока

04.

05.

06.

Комедия дель арте переносит нас в Италию, где уже итальянские маски правят бал и убивают Тибальта в мощнейшем поединке. Кстати, надо отметить хорошую постановку боя на шпагах. Прямо как по настоящему ребята хотели убить друг друга.

07.

08.

09. Джульетта в исполнении Лидии Калантаровой, такая, как и должна быть милая влюблённая девочка: мила, воздушна, грациозна, наивна. Тот самый цветок, который чист и только распускается

10. Елена Стародуб в роли Леди Капулетти блистает. Совершенно замечательный образ с этакими силиконовыми губами и гламурной речью делает роль необычной и насыщенной неким тонким стёбом, повёрнутым в современность

11. Взрослый состав спектакля очень здорово гармонирует с молодым и помогает юным актёрам добавлять акценты в спектакле

12.

13.

14. Неожиданный метод Станиславского переносит трагедию в Россию начала двадцатого века

15. Но всё кончается трагично, как и в пьесе.

16. Трагедия, которая идёт через века и бередит душу.

Как ни странно, в новой книге эссеиста, теоретика культуры и попросту своевольного мыслителя Михаила Эпштейна важен даже не в первую очередь предмет исследования. Хотя как знать, что вышло бы, случись у него другой предмет, менее насыщенный смысловыми проекциями и не настолько переполненный культурной памятью? И все же: интереснее всего здесь, пожалуй, то, что Эпштейн — на материале любви, надо признать, весьма благодатном для этих целей, выращивает собственную разновидность дискурса.

Он развивает персональный, приноровленный к его личной умственной оптике (но, пожалуй что, претендующий на универсальность) тип теоретизирования — вполне точного названия для которого в современной русской языковой практике, кажется, не существует. Как бы его назвать? Эссеистикой — слишком расплывчато. А может быть, логографией — смыслоописанием?

Почему бы и нет? Тем более что задачу себе Эпштейн ставит именно такую: дать систематическое и цельное описание всех существующих (во всяком случае в культурах с европейским, антично-христианским фундаментом) смыслов и аспектов любви. По крайней мере — наметить направления такого описания. Прояснить их взаимосвязи; показать, что все ее аспекты — включая и те, которые доселе не выявлены, — не мыслимы друг без друга. По существу, он здесь выстраивает и своего рода антропологию — sub specie amoris, с точки зрения любви как особенного, человекообразующего чувства. Кстати, подозреваю, что именно такое видение человека Эпштейн находит наиболее адекватным — недаром он начинает книгу не с чего-нибудь, а с определения человека: «Чеloveк — это существо любящее и призванное к любви». Такова его исходная позиция. И все следующее затем рассуждение — о том, что он в это вкладывает.

Совершенно очевидно, что развиваемая Эпштейном манера мыслить не может быть сведена целиком ни к философии — как науке об устройстве смыслов или практике прояснения ценностей, ни к филологии — как исследованию языка и текстов, ни к психологии — как анализу душевных событий, ни к культурологии — как истории и теории культурных форм. Хотя, безусловно, она включает в себя опыт каждой из этих областей — и не только этих. Элементы своего инструментария Эпштейн заимствует не только у наук, но и у художественной литературы. Множество фрагментов книги написаны совершенно художественным языком и даже попросту от первого лица — здесь явно востребован опыт не только лирики, но и дневникового дискурса («Любовь усиливает весеннее чувство жизни. <...> Сижу за столиком в кафе и вижу глаза влюбленной девушки, обращенные к ее собеседнику. И так они лучатся — трудно выносить блеск. Обычно я этого не замечаю...», и более того — прямая речь к адресату, пусть только воображаемому, какая разница! — «Я уже внутренне говорю тебе „ты“. Я могу быть чуть-чуть бесцеремонным. Я могу зацеловать тебя своим голосом. И одновременно подпустить маленькую издевку. Поддразнить, задеть за живое, чтобы потом погладить по головке»). Такие пассажи на самом деле — полноправные части теоретизирования: автор моделирует ситуации, чтобы показать затем, как они устроены — какая у них смысловая динамика.

Кажущаяся эклектичность привлекаемого инструментария в данном случае — вещь превесьма умышленная. Таким образом автор стремится к полноте описания — а нас возвращает к пониманию той старой истины, основательно забытой высокоспециализированной культурой, согласно которой всякое явление (а уж любовь-то и подавно) — цельно, и любая профессиональная область обречена видеть его лишь частично. Эпштейн делает шаги не то чтобы к преодолению этой многообразной частичности — раз сложившись, вряд ли она уже куда-нибудь из культуры денется, — но к наведению мостов между разными областями человеко- и любовепонимания, к выработке для них общего языка.

И вот, кстати, о языке. Это здесь, пожалуй, одна из центральных задач. Сквозная забота Эпштейна вообще, как мы помним, состоит в расширении языковых возможностей, расшатывании языковых автоматизмов, увеличении языковой пластичности, втягивании в зону зрячести языковых «слепых пятен». Вот и теперь основная часть его работы над своей темой — это именно выделка языка для говорения о любви. Для выговаривания того, что — по его чувству — остается недостаточно сказанным, а во многом — согласно общекультурным уже представлениям — пребывает несказАнным по своему существу. У Эпштейна же вообще культурная задача такая: увеличение области произносимого, называемого, увеличение богатства его оттенков. Поэтому он берется создать для недосказанного и несказАнного в любви язык — едва ли не на всех мыслимых уровнях: от лексики и семантики до грамматики и синтаксиса. Грамматике любви в книге посвящена целая глава, а что до лексики — ей здесь выделено особое приложение: «Новый любовный словарь».

«В русской эротической лексике, — сетует автор, — ощущается сильный недостаток стилистически нейтральных слов»: она «резко делится на высокие, книжные, поэтические — и низовые, просторечные, бранные регистры». В ответ на такую ситуацию Эпштейн предлагает нам не только два основополагающих глагола «мужского» и «женского» действия — «ярить» и «ёмить» со всеми их мыслимыми производными, но и еще 18 самосозданных, по уже существующим языковым моделям, слов от корня «люб-». Они представлены подробно, с примерами возможного употребления: «любля» («плотская любовь, близость; любовь как игра и наслаждение; совместные, взаимные действия любящих и любимых»), «любь» («состояние, когда любится; переживание и атмосфера всеобщей любви; любовь как космическая стихия»), «вылюбка» («любовная подготовка, тренировка, обучение, выездка»)...

И, по-моему, эта работа — несмотря на свою убедительно лингвистическую внешность — чистейшей воды поэзия.

Ольга Балла

Михаил Эпштейн

ЭКСМО, 496 с.

Михаил Эпштейн - философ, культуролог, профессор университета Эмори (США), автор многочисленных статей, эссе, интернет-проектов и книг, в том числе «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук» (НЛО, 2004).

«Этой книге, как мне кажется, уготована долгая жизнь, поскольку она возвращает эротику, эротическое в орбиту научного гуманитарного дискурса. Хотя, должен признаться, она не легла сразу, как рука в перчатку, в систему моих представлений (и текстов) о любви. Как психолог и психотерапевт я не мог понять автора: заявив тему любви, он затем на протяжении почти 500 страниц пишет почти исключительно об эросе, «о земной любви». И название, и общий зачин книги оказались шире ее действительного предмета. Однако необходимо отдать ей должное: эта книга – шанс по-новому увидеть и оценить тот план любовных отношений, который в современном мире стремительно инволюционирует в , в область чистой физиологии. Это настоящий учебный курс по эротике, который большинство из нас пропустило по уважительным причинам в школе под названием «жизнь». предлагает читателю целую россыпь эссе – о многообразии любовного опыта и четырех сторонах любви (желание, нежность, вдохновение, жалость), о наслаждении и прикосновениях, о двуполой природе творчества, умонепостижимости тела и эротизме женского запястья, об «эротологии» (в противовес сексологии) и эротонимике (поэтике любовного имени). Автор в первую очередь – филолог, и потому исследованию языка любви в его учебнике отведено едва ли не главное место. Но ведь с чего-то нужно начинать наше вынужденное эротическое самообразование. Очень ценно, что Михаил Эпштейн не морализирует, не рассуждает абстрактно: он вооружает читателя настоящим арсеналом средств видения, понимания и выражения эротического плана жизни.

Подкупает и его доброжелательная, доверительная, подчас пронзительная в своей интуитивной правдивости и личной исповедальности интонация. Автору удается найти для этой специфической проблематики такой язык, который автономен по отношению и к медицинскому словарю сексологии, и к вульгарной практике разговорной эротической речи. А по большому счету эта книга торит русло любви как таковой – во всей ее полноте и благодати. Той силе, острейший и хронический дефицит которой испытываем все мы, современная культура и современный мир в целом».

Дано ли нам постичь тайну любви? Понимаем ли мы самих себя, когда нас внезапно настигает это чувство? Книга известного филолога и философа Михаила Эпштейна с предельной откровенностью раскрывает многомерный мир любви, поражая глубиной анализа и парадоксальностью выводов. Читателю откроются тончайшие оттенки любви, разнообразие ее духовных и чувственных проявлений: причуды желания, полеты воображения, нежность и боль… Автор рассматривает не только физические, но и психологические, художественные, лингвистические, религиозные измерения любви и эроса. Книга предназначена для всех читателей, желающих постичь природу любви в контексте развития современной мысли.

Издательство: "Эксмо" (2011)

Формат: 84x108/32, 496 стр.

Публикации (книги)

  1. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. М.: Советский писатель, 1988, 416 сс.
  2. «Природа, мир, тайник вселенной…». Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высшая школа, 1990, 304 сс.
  3. Отцовство. Роман-эссе. Тенафли (Нью Джерси, США), Эрмитаж, 1992, 160 сс.; 2-е изд. Отцовство. Метафизический дневник. СПб.: Алетейя, 2003 (первая книга в серии Men Studies).
  4. Новое сектантство: типы религиозно-философских умонастроений в России. 1970-1980-е годы. Холиоке (Массачусеттс). Нью Ингленд Паблишинг Ко., 1993, 179 сс.; 2-е изд., М.: Лабиринт, 1994, 181 сс.
  5. Великая Совь. Философско-мифологический очерк. Нью-Йорк, Слово, 1994, 177 сс.
  6. Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре XX века. Тенафли (Нью Джерси, США), Эрмитаж, 1992, 1994, 269 сс.
  7. На границах культур: российское - американское - советское. Нью-Йорк. Слово, 1995, 344 сс.
  8. Бог деталей. Народная душа и частная жизнь в России на исходе империи. Нью-Йорк. Слово, 1997, 248 сс. 2-е изд., М.: ЛИА Р. Элинина, серия «Классика XXI века», 1998, 240 сс.
  9. Постмодерн в России: литература и теория. М.: ЛИА Р. Элинина, 2000, 367 сс.
  10. Философия возможного. Модальности в мышлении и культуре. СПб.: Алетейя, 2001, 334 сс.
  11. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. Новое литературное обозрение, 2004, 864 сс.
  12. Постмодерн в русской литературе. М.: Высшая школа, 2005, 495 сс.
  13. Михаил Эпштейн. Все эссе. Тома 1 и 2. У-Фактория, 2005, 544 сс.
  14. Relativistic Patterns in Totalitarian Thinking: An Inquiry into the Language of Soviet Ideology. Kennan Institute for Advanced Russian Studies, Occasional Paper, #243. Washington: The Woodrow Wilson International Center for Scholars, 1991, 94 pp.
  15. After the Future: The Paradoxes of Postmodernism and Contemporary Russian Culture. Amherst: The University of Massachusetts Press, 1995, 392 pp. Hardcover and paperback editions.
  16. Russian Postmodernism: New Perspectives on Post-Soviet Culture (with Alexander Genis and Slobodanka Vladiv-Glover). New York, Oxford: Berghahn Books, 1999, 528 pp. Hardcover and paperback editions.
  17. Transcultural Experiments: Russian and American Models of Creative Communication (with Ellen Berry). New York: St. Martin’s Press (Scholarly and Reference Division), 1999, 340 pp.
  18. Cries in the New Wilderness: from the Files of the Moscow Institute of Atheism. Trans. and intr. by Eve Adler, Philadelphia: Paul Dry Books, 2002, 236 pp. Hardcover and paperback editions.

Публикации (статьи)

  • Интелнет // Проективный философский словарь: Новые термины и понятия / Под ред. Г. Л. Тульчинского и М. Н. Эпштейна. - СПб.: Алетейя, 2003, с. 140-142

Книга вышла в издательстве Эксмо в 2011 г. 496 с.


Давно хочу прочесть её. Пока только просматривала. Ведь читать Михаила Эпштейна - это забыть обо всём на свете. А у меня семья... Читаю я медленно. Хочется выписывать или отмечать в большой закладке страницы с пометкой "Св" - верх, "Сс" - середина, "Сн" - низ. И начало цитаты, или "ФИО", или ключевое слово - чтобы потом вернуться к выпискам, когда будет время. А его бывает так мало...


Сейчас взяла эту книгу, чтобы просто обозначить её, застолбив место. Повод - прочла у автора из Стихи.ру (он скрывается за псевдонимом Безгоду Неделя)текст "Любовь" и... расстроилась. Написала рецензию. Не помогло. Нашла книгу любимого современного культуролога, чтобы обозначить здесь и при случае давать ссылку.



Предисловие....8
Чеloveк. . . .8
Реформация любви. . . 11
План книги. . . . .16


ЧАСТЬ 1
ПРИЗНАКИ И РАЗНОВИДНОСТИ ЛЮБВИ


Любовь, Бог и Вселенная. . . .20
Блуждающий вихрь. . . . . . .25
Признаки любви. . . . . . .32
Определения любви. . . . . 35
Четыре стороны любви. . . . 40
Желание. . . . . . . . 40
Вдохновение. . . . . . 45
Нежность. . . . . . . .49
Жалость. . . . . . . . 51
С чего всё начинается. .54
Люболь. . . . . . . . . . . 58
Многообразие любовного опыта. .63
Таланты. . . . . . . . .64
Жанры. . . . . . . . .69
Стили. . . . . . . . .79
Типы желаний. . . . . . . .87
Типология 1 . . . . . . 87
Типология 2 . . . . . . 91
Черновики любви. . . . . . .95
Фигуры любви. . . . . .. . .102
Верёвочка. . . . . . . 102
Сближение через отдаление. . .103
Наперегонки. . . . . . 104
Змея сбрасывает кожу. "Вы" и "ты" . . 105
Невидимый мобильник
Думать О - быть С. . . . . . . . .106
Преизобилие, преизолюбие. . . . . .107
Любовь и... . .. . . . 109
Л и гурманство. . .109
Л и дружба. . . . 112
Л и ревность. Вечный двигатель. . . 117
Л и компьютер. . . . . . 120
Л и язык. . . . . . . 121
Всеобъемлющий разговор. . . .126

ЧАСТЬ 2
МЕЖДУ ЛЮБОВЬЮ И СЕКСУАЛЬНОСТЬЮ.ВВЕДЕНИЕ В ЭРОТОЛОГИЮ


Наука страсти нежной.
Эротология и сексология. . . . .
Секс и эрос. Хотеть и желать. .
Хитрость желания. Эрос-ирония. .
Диалогичность желания. . . . .
Эрос и вещи. . . . . .
Эрос отстранения. Эротика и эстетика. .
Эротическое событие. Эротема. . . .
Тело и плоть. . .
Сладострастие и разврат. . . .
Секс - эрос - любовь. . . . .
Химера и андрогин. . . . .
Любовь и "печаль после соития" . . .


ЧАСТЬ 3
ПЛОТСКОЕ ЗНАНИЕ


Как философствуют телом. . . 216
Плотское знание. . . 219
Тело-сад. . .223
Любовь-кольцо. . 225
Тактильное поле. Волновая теория наслаждения. . . 229
Поверхность и глубина. . . 233
Дрожь желания, муки наслаждения. . . 237
Химия эроса. . . 246
Любовь-гроза и научность метафоры. . . 249
Научное знание и плотский опыт. . . 252
Русская философия и эротический язык. . . 255
Желание длиною в мысль и в любовь. . . 261
Возвращённый рай: телесность "Песни песней" . . . 264


ЧАСТЬ 4
ЭРОТИКОН. ЛЮБОВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ


Девушка с красной книгой.
О любви, случае и любовных мирах. . . 300
Эротикон, или
Обозрение всех желаний. . . 319
Предисловие
Помни о зачатии!
Прав ли Фрейд?
О двух революциях
Асексуальность в литературе и философии
(Гоголь и Кант)
К теории соприкосновения
Пять родов любви
Эротика творчества
Русская красавица
Немыслимость тела
Запястье
Еленология. Опыт построения
новой науки.


ЧАСТЬ 5
ЯЗЫК ЛЮБВИ


Любовные имена.
Введение в эротонимику. . . 370


Имя собственное как центр и предел любовной речи
Чувственная энергия и смысловая универсальность имени.
Грамматическое умножение имени. Полиморфность.
Любовные клички. Филонимы и криптонимы
Имя желания. Райский язык
Электронные имена. Анаграммы
Имя как миф
Апофатика любви. Имя и молчание


Мужское и женское в языке любви. . . 413


Стилевая карьера мата
Корень мужского действия -ЯР-
Корень женского действия -ЁМЬ-
Яр и Ёмь
Любить любовь


Грамматика любви. . . 444


Почему нельзя любить "очень"
Любить и нравиться
Неопределённая форма


ПРОЩАНИЕ С ТЕМОЙ


Слог "лю"
Недолюбленность
Любовь больше любящих
Танцующий мост


Приложение.
Новый любовный словарь. . . . . 461


(выписки сделаю позже:-)

Другие статьи в литературном дневнике:

  • 30.12.2015. Визит в библиотеки 2 и 7
  • 29.12.2015. Визит в библиотеку 5
  • 25.12.2015. Люба Новикова. Моя Украина. Цикл 19
  • 24.12.2015. Арсений Тарковский. Благословенный свет
  • 22.12.2015. Уильям Шекспир. Сонеты
  • 21.12.2015. Андрей Валявский. Неочевидные очевидности. Мимолёт
  • 20.12.2015. Андрей Валявский. Азбука. Часть 3. Фразы
  • 19.12.2015.